На солнце и в тени - читать онлайн книгу. Автор: Марк Хелприн cтр.№ 105

Одно из незначительных изменений, которые внес Сидни, учитывая в целом успешное выступление в Бостоне, заключалось в том, что Кэтрин во время первой части своей второй сцены должна была выходить в перчатках и занимать зрительское внимание, снимая их перед вступлением во вторую свою песню.

– Я ведь не Джипси Роза Ли [103] , – сказала она Сидни, а тот стал ее убеждать, что она, конечно, не Джипси, но когда снимет перчатки, оголив лишь запястья и кисти, это не только задаст определенный ритм, но и будет символизировать ее раскрытие перед аудиторией.

– Подумай об этом, – сказал он. – Это скромно и мило, это захватывает внимание. В этой сцене меняется настроение, а ты просто стояла, не двигаясь, словно была частью аудитории. Я хочу, чтобы они смотрели на тебя, а не наоборот, поэтому тебе надо двигаться, то есть снимать перчатки, чтобы привлечь их взгляды. Перчатки должны быть серыми, чтобы не блестели в свете прожекторов, как перчатки дорожного полицейского.

– Какого фасона?

– Какого угодно. Ты лучше разбираешься в перчатках, чем я. Мы, конечно, возместим тебе стоимость.

– Это ни к чему. – Она могла позволить себе купить пару перчаток, которая все равно останется у нее. Собственно, она даже не справится о цене и не увидит счета, который будет отправлен на Уолл-стрит, в одну очень расторопную контору, незримо занимавшуюся такими вещами.

Не прошло и часа после этого пожелания Сидни, как она стояла над витриной с перчатками, четверть из которых были серыми. Рассматривая их, она слышала свой собственный ясный, но немного затуманенный голос, эхом разносящийся по всему театру в очень печальной песне. Она слышала его с достоверностью и силой живого звука, словно слушала себя со стороны. Лампа, установленная когда-то, чтобы заставить искриться алмазы, с прежней силой сияла над витриной, создавая контраст, который она всегда любила и который в живописи называется тенебросо [104] .

Был конец дня, и продавщице не терпелось уйти.

– Вы решили? – спросила она, нарушив спокойствие Кэтрин и позволив звуку набирающего скорость автобуса заменить собой музыку.

– Нет, – сказала Кэтрин, явно расстроенная. Разочарование в любви, подумала продавщица. – Не знаю, какие выбрать. – Она переводила взгляд с одной пары перчаток на другую, не в состоянии решиться. Потом посмотрела на продавщицу. – Я больше не понимаю, что хорошо, что плохо. – С легкой, но непреодолимой дрожью она спросила: – Вы не могли бы выбрать за меня?

– Вот эти, – решительно сказала продавщица, вытаскивая первую пару серых перчаток, попавшуюся ей под руку.

– Хорошо, – согласилась Кэтрин. – Я их возьму. – Это было совсем на нее непохоже. Уладив вопрос с оплатой и выйдя из магазина, она пошла по Пятой авеню, злясь на огни и суету и прекрасно понимая, что гнев губителен для ее песни.

– Кого убить? – спросил Гарри.

– Виктора и Вердераме. Они оба начинаются на букву «В». – В устах Кэтрин эти слова звучали очаровательно, потому что она, никогда никого не убивавшая, не могла говорить такое всерьез.

Он понимал, что она ведет себя странно. На протяжении двух с половиной часов, что они ехали из Ист-Хэмптона, она безжалостно и беспрестанно вовлекала своего отца в яростный спор о патентах и товарных знаках. Никто не знал, о чем она, черт возьми, говорит, почему это так ее занимает и откуда ей так много известно о патентном законодательстве и о товарных знаках, а меньше всего Билли, который стоял на своем, но остался ошеломленным и со звоном в ушах. Гарри, который кое-что знал о товарных знаках и патентах, попытался разрешить их спор, но она повернулась к нему с проворностью хлыста и велела заткнуться.

Он любил ее во всех ее настроениях, не в последнюю очередь, когда она была беспричинно страстной, поэтому, пока Ронконкома и Коммак со свистом пролетали мимо, он просто откинулся на спинку сиденья, слушая ее яростные аргументы. А теперь это.

– Ты же убивал людей раньше. Не переживай о таких ничтожествах, как Виктор или какой-то гангстер. Просто пристрели их, и все.

– Видишь ли, тогда было по-другому, – сказал он, стараясь, чтобы это прозвучало мягко, потому что она была расстроена.

– Да? – сказала она, словно услышала что-то неправдоподобное.

– Тогда была война.

– Ну и что?

– Почему ты сама их не убьешь? – спросил он, тут же об этом пожалев.

– Я не знаю, как, и я…

– Это просто. Они не будут сидеть в танке или в доте. Просто берешь пистолет и стреляешь. Ты же бывала в мясной лавке. Так это и выглядит, только крови гораздо больше.

– Правда?

– Это ведь не волшебный луч. Тело разрывается на части. Вопрос лишь в том, как сильно и где. Мы даже не знаем, Виктор ли во всем виноват.

– Ты сам говорил, что это его главное оружие и что на это не надо обращать внимания.

– Но это не смертный приговор, Кэтрин.

– Ну а насчет Вердераме? О том, что с тобой происходит, ты всегда говоришь: «Отнять у меня средства к существованию – значит отнять у меня жизнь». «Опоры, что поддерживали дом…»

– «Венецианский купец», – сказал Гарри. – «Отнимите вы дом, отняв опору, / Державшую его; лишите жизни, / Когда лишите средств на эту жизнь».

– Это я и имею и в виду.

– И что я сделал по этому поводу?

– Ничего. Ты ничего не сделал.

– А почему?

– Не знаю. Потому что «не силой милосердие ведомо»? Почему? Сам скажи.

Она опасно теребила свое ожерелье. Он представил себе, как гремят по полу террасы жемчужины, выкатываясь через стоки и проливаясь дождем на сад внизу.

– Можно угодить на электрический стул, – сказал он, начиная перечисление. – Попасться в руки толпе. Не попасться в руки толпе и скрываться всю оставшуюся жизнь. Угодить в лапы полиции. Сидеть в одной камере с Луисом Лепке… [105] Нет желания возвращаться.

– В Синг-Синг?

– На войну, – сказал он, посерьезнев. – Если нет никакой разницы между полем боя, которое я покинул, и тем, что здесь, тогда в чем был смысл воевать? Мне бы очень хотелось щелкнуть пальцами и заставить Вердераме исчезнуть. Щелкнуть дважды – и Виктора тоже как не бывало. Но если бы каждый просто убивал того, кто его преследует, мир постоянно пребывал бы в состоянии войны.

– Мир и так постоянно пребывает в состоянии войны.