Юрьев день - читать онлайн книгу. Автор: Станислав Хабаров cтр.№ 41

– Я – жертва атомной бомбы, – она вздохнула так, что поднялась её высокая грудь. – Мы – жертвы атомной бомбы.

Как же он не догадался? Она облучена. И все его циклы, копания в себе, аутогенные тренировки, всё это – блажь и чушь. И есть жестокость сегодняшнего дня, и от неё не спрячешься в словах. Спасая объект, он, вероятно, выглядел опереточным героем в её глазах.

– Я вижу, вы меня не поняли, но пожалели. И на этом спасибо. Я – просто жертва массового психоза. Пятидесятые годы – бомбы, ракеты, и большинство, как бараны, попёрло в технику, и я попалась на крючок. В университете стремилась к Келдышу. Попала к Севе Егорову, считала, дико повезло. Атмосфера творческого горения, редкие везунчики и маленькие трагедии.

Маэстро знал этих из ИПМ: все самонадеянные.

– Я там была единственной женщиной. Тон задающих был высок, и остальные пытались доказать, что и они – не просты. Но в этой попытке мне было отказано. Меня развлекали, со мной делились – я была отдушиной, за мной ухаживали и совершенно не принимали всерьез.

А я билась, как муха о стекло. Тут ещё появилась Ленка, но это особая история. Я не ленива, дисциплинирована, усидчива. Но вы же знаете: в настоящей науке усидчивостью не возьмешь. Скоро я поняла, что наука не для меня, а я не для неё. Хотя многие служат в ней, как и в любом учреждении. Я – только контролёр и везде могу пригодиться контролёром: на транспорте, в кинотеатре, в редакции журнала. Вам не надоело?

Маэстро недоумевал. Он не понимал: о чём и куда клонит она? Когда она улыбалась, он видел: зубы чуть розовы от помады. Хотя улыбка почти детская, доверчивая. И очень нежная шея и грудь, шевелящаяся при дыхании. А юбка, сбивавшаяся и необычная – лепестками, открывала полные колени. «О чём она?»

Их разделял общий – подлокотник, и иногда она его случайно задевала.

– И я решила оставить всё и уйти из лаборатории. И потайная дверка открылась передо мной. Внезапно мне в голову кое-что пришло и разом стало покойно. О, эти дни были упоительны. Я поняла, что у меня, наконец, получилось своё. Я сачковала, как могла, напропалую, отпрашивалась и оформляла не спеша. Доложилась на семинаре.

Она вздохнула.

– Господи, такое началось. Сначала смеялись на людях и обещали поддержку в коридоре. Поймите, создание, привлекающее до этого фигурой и грудью, берётся потрясти мир. Но постепенно начали привыкать. Судьба качнулась в другую сторону. Наш академик, президент Академии Наук, руководитель института заявил, что у меня даже не кандидатская, а выше докторской. И началось… выдвинули на золотую медаль, появилась масса друзей и не оставлявших в покое врагов. Каюсь, Ленку я из института выкурила и сюда ехала полюбоваться, как опустилась она. Но нельзя радоваться чужой беде. Мне сюда сумели передать, что и у меня налицо – полная катастрофа. Пока я наслаждалась оформлением, появилась другая статья, где то же изложено шире, общая теория. Мой случай в ней – скорее частное решение. Статья вышла раньше, и возможны новые вариации отношения ко мне. Для тех, кто лучше относится опоздала, для тех, кто хуже – списала, хотя это вовсе не доказанный плагиат. Нужно бороться, а сил больше нет. Я выдохлась.

Она замолчала. Маэстро чувствовал себя препаршиво. Утешать он не умел, а слез не переносил.

– Мне позвонили даже сюда и сообщили, что автор статьи – мой могильщик тоже на космодроме. Я попросила показать, и им оказались вы. Простите, я вас тут же возненавидела. И если бы могла мысленно извести, вас бы уже давно на свете не было. Я говорила с Ленкой. Она теперь на ТП, святая простота, а раньше работала у нас. Она видела вашу статью, и говорит: нашла ошибку. А Ленка не ошибается. Когда она работала в ИПМ, её прозвали «миноискателем». А у меня прямо гора с плеч. Скажу о Ленке: исключительный талант и прозябает в здешней глуши. Здешний Перельман. Непостижимо. Мстислав Всеволодович её уговаривал. Сказал: «Вам нужно вернуться». А она: «Я подумаю». А мне сказала: «Всё в прошлом и не понимает простого старичок, что здесь можно выйти замуж за космонавта». Хотя космонавты, я знаю, живут не на двойке, а в городе, на десятой площадке. У неё в архиве какая-то роковая неразделённая любовь, и в отчаянии она чуть ли не пошла по рукам. Но речь не о ней. Ваша статья ошибочна, но вышла раньше. Но кто станет разбирать? Я довольна. На сегодня по-моему у нас с вами – ничья. А теперь выпустите меня.

И она ушла в хвост самолёта. Неужели он ошибся? Нет, до этого он не ошибался. Ошибался, конечно, в мелочах. Но когда-нибудь наступает слабость, и, может, началось. Он начал чиркать в блокноте, сначала неохотно. От уравнений этих он отвык. Громоздко, правда. А куда спешить? Затем увлёкся, не замечая толчков и шума.

Он прежде часто писал и бросал в мусорный мешок, а Тумаков доставал из мусорного мешка листки, разглаживал и потом признался, что отправил статью в журнал от его имени. Эту статью. Он выдал тогда ему, но Тумаков только улыбался, возражая: так и останешься без статей и учебника, уже седой. Представь себя – седой, увечный и без единой статьи… Седым он, правда, не станет, он просто лыс. Так, значит, ошибка в ней? Сейчас распишем.

Он вырвал исписанный листок и начал сызнова. Писал, запихивал исписанные листки в кармашек предыдущего кресла. «Так неужели ошибка? Не станешь же всем объяснять, что это вовсе не он, а Тумаков, а он выбросил в мешок. Но как же так? Может, такое быть?» Он поднял голову, и самолетный шум забарабанил по перепонкам: «Как же?» Он холодел, когда думал, что описался, а документация ушла. Но крупных ошибок у него до сих пор не было. Легкоустранимая мелочь и всё.

«Пройдут годы, – с мстительной тоскою подумал Маэстро, а статья останется его вечным позорным пятном. Ах, это тот самый Зайцев, – станут говорить о нем».

Когда к теоретикам попадал новый человек, знакомство с ним происходило не сразу. И хотя окружающие были с новичком запанибрата, знакомство все-таки продолжалось, пока какой-нибудь поступок не делал пришельца ясным и выпуклым, как насекомое в куске янтаря.

Маэстро давно считал себя своим человеком в отделе и оттого многое себе позволял.

– Зайцев, – спрашивали его, – что такое жидкое стекло?

– Это расплавленное стекло, – отвечал он, потому что было лень отвечать серьезно.

– Зайцев, тебе кино понравилось?

– Не понравилось.

– А сцена в ресторане?

– А я её не видел.

– То есть?

– А я и кино не смотрел, – позволял себе Зайцев. – Я только рецензию читал.

– А для чего болтаешь?

– Я вас пародирую.

– А нам что остаётся – пародировать твою пародию на нас?

Хорошо смеяться и шутить, когда нет за тобой вины. А если всерьез? «А это Зайцев, у которого статья в „Прикладной механике“?»

В голове его мелькали отрывочные мысли. Он снова и снова вспоминал семинар, на котором его терзали, задавали умные и глупые вопросы, а теперь он понимал, что пытались всего лишь уберечь его репутацию. Вспомнились вдруг непонятно по какому поводу сказанные о нём слова Вадима: «Его спрашивают, как специалиста, а он отвечает, как домработница».