Беспечные ездоки, бешеные быки - читать онлайн книгу. Автор: Питер Бискинд cтр.№ 44

Частенько Таун замечал, как не легко общаться с Битти, однако сам всё больше и больше походил на него. Стоило Битти отрастить бороду, как борода появлялась и на лице Тауна. У них были похожи голоса, построение предложений и ударения. Как и Битти, Таун мог позвонить рано утром и, не представляясь, начать разговор еле слышным шёпотом. По телефону их различить было невозможно, почему Битти и мог разговаривать с Джули совсем как Таун.

«Таун стал своеобразной тенью Битти, правда, одно отличие у них было, — вспоминает Бак Генри. — От него всегда сбегали девчонки — якобы путали рестораны, куда тот их приглашал». В Голливуде Тауна называли «негром Уоррена». Он участвовал в каждой картине Битти, часто не получая гонорара. Говорят, что весной 1973 года Битти вынудил Тауна принять участие в работе над сценарием фильма «Параллакс» в самый разгар забастовки драматургов. А ведь это было серьёзное нарушение, узнай об этом кто-нибудь. Его могли включить в «чёрный список», обязать выплатить крупный штраф, не говоря уже о вынесении решения о временном запрете на профессиональную деятельность. Посмеиваясь над своим зависимым положением, Таун называл Битти Вездеходом, в том смысле, что с таким «пропуском», как Уоррен, он попадал в списки приглашённых на самые закрытые тусовки, а себя — Издольщиком. Конечно, это обижало. «Всегда чувствовал себя одним из попугаев Хефнера [65] — им тоже крылышки подрезали, чтобы летать могли, но не дальше территории усадьбы владельца «Плейбоя», — замечает Таун. По мнению сценариста, Битти у него в неоплатном долгу.

* * *

Как только Битти вернулся в Лос-Анджелес, Олтмен показал ему результат работы над материалом. «Диалогов не было слышно, — вспоминает Битти. — На первых двух частях, где обычно всё должно быть без сучка, без задоринки, никакой чёткости и в помине не было». Битти был разочарован, а если по правде, был вне себя.

Почему звуковая дорожка оказалась в таком состоянии, так и осталось загадкой. Правда, погода на съёмках в Ванкувере была отвратительная — то дождь, то снег, а ветер выл не переставая. Так что подчищать звукорежиссёру пришлось изрядно. Следует заметить, что Олтмен не любил не только пересъёмку, он терпеть не мог и студийного озвучания. Режиссёр посчитал звук вполне приличным, таким, каким он его себе и представлял; а недовольство Битти воспринял не иначе, как ворчание кинозвезды. Вот мнение Томпсона: «Исполнители главных ролей считали, что каждое их слово — жемчужина; музыка была им не нужна, не говоря уже о диалогах других персонажей». Олтмен только плечами пожимал в ответ на возражения Битти: «Уоррен был в бешенстве, он до сих пор в бешенстве, пусть пребывает в бешенстве и дальше».

Однако не только Битти ничего не слышал. Как-то в выходной во время съёмок к Олтмену зашёл монтажёр Лу Ломбардо. Вот замечание Литто: «Вокруг Боба крутилось много ребят, которые всегда с готовностью говорили «да». А Лу ничего не боялся и называл всё своими именами: если не нравилось, без стеснения говорил — «дерьмо». Важно отметить, что Ломбардо, как и Олтмен, занимался монтажом у самого Сэма Пекинпы. Так вот однажды к нему обратился розовощёкий мальчик-репортёр из журнала развлечений и попросил сравнить двух режиссёров. Лу откинулся назад, чтобы придать побольше глубокомысленности обдумываемой им фразе, и сказал: «Сэм Пекинпа — мужской орган, а Роберт Олтмен — женский!». Итак, Ломбардо пришёл к Олтмену. Тот показал ему последний материал и попросил оценить. Увиденное Лу понравилось, а вот услышанное он назвал «дерьмом». Режиссёр взорвался. «Он влетел в свой номер, хлопнул дверью и больше не вышел, — вспоминает Ломбардо. — Я уговаривал его, что звук ни к чёрту, да он и сейчас ни к чёрту, — он не стал ничего менять. Думаю, он завершил то, что начал ещё в «М.Э.Ш.», но там было хоть слышно, пусть и с многочисленными накладками, а в «Мак-Кейбе» он сделал звук невероятно «грязным». Исправить уже ничего нельзя, как, например, из картинки «не в фокусе» сделать — «в фокусе».

Битти пожаловался руководству студии, но добился не многого. Производительность нового «режима» была невысока и «шишки» стремились выпустить картину как можно скорее. К тому же они считали, что не справятся с авторитетом Автора. Рассказывает Эшли: «Думаете, мы могли заставить его переделать материал? Ведь он считал себя художником». А вот мнение Битти: «Анархия в студийной системе достигла таких масштабов, а режиссёры приобрели столь высокий авторитет, что снимай они в абсолютной темноте, руководство студий, того и гляди, восприняло это как новый подход, который можно выдать за удачный маркетинговый ход». Чтобы удовлетворить притязания звезды, попробовали кое-что озвучить в студии, но эффект был минимальный, что только сильнее разозлило режиссёра: «Каждый раз, смотря картину, я слышу всё». В общем, недовольны остались все.

Просмотр для прессы состоялся 22 июня 1971 года одновременно: в Нью-Йорке, в кинотеатре «Критерий», и в Лос-Анджелесе, в кинотеатре «Академия». Вспоминает Олтмен: «Перед выходом картины в прокат, в Нью-Йорке устроили грандиозный предварительный показ для критики в одном из самых больших кинотеатров Бродвея. Со звуком что-то не заладилось. Мои люди плёнку не проверяли и я попросил их это сделать. Но звук был настолько плох, что ничего понять было невозможно. Я закричал:

— Выключите, что-то со звуком.

— Нет, у нас всё в порядке, просто вы так снимали, — было мне ответом.

Но я же так не делал. Я убрался из кинотеатра, пошёл в какую-то забегаловку и съел бифштекс. Настроение было такое, что хоть сейчас на самолёт и — на Аляску».

Кэйл вполне справедливо разразилась дифирамбами, объявив произведение «прекрасной картиной, о которой можно было только мечтать». Она продолжила своё восхваление и в программе «Шоу Дика Каветта». Однако кинокритики ежедневных изданий подобного энтузиазма не выражали. Даже все усилия Битти оживить ситуацию, как это было с «Бонни и Клайдом», оказались тщетны. «Мак-Кейб» получился совсем другим, более сложным для восприятия фильмом. При всей скандальности, «Бонни и Клайд» вышел вполне традиционным звёздным полотном, пусть местами и с элементами новаторства — история любви, даже с некоторыми вывертами, всё равно осталась историей любви. «Мак-Кейб» же, как и «Бонни», насквозь пронизанный ненавистью к авторитарности и недоверием к «системе», пошёл дальше, отрицая традиционные романтические представления, подчёркивая неизбежность финального разочарования и несчастья, демонстрируя это состояние холодными и долгими крупными планами. Как и Хоппер, Олтмен шёл по дороге деконструктивизма, а этот жанр кассовым не назовёшь. «До сих пор картина не принесла и миллиона. Больше я с «Уорнер бразерз» не работал» [66] , — резюмирует режиссёр.

Олтмен считал, что Битти его подставил: «Задница он. После выхода фильма в выражениях не стеснялся и всех собак повесил на меня. Уоррен — исключительно самовлюблённый тип. Многие считают, что это его лучшая картина, но раз кассового успеха не принесла, значит ему и не понравилась. Так что он о своём успехе и не заикнётся».