Германский офицерский корпус в обществе и государстве. 1650-1945 - читать онлайн книгу. Автор: Карл Деметр cтр.№ 50

Страница

Удивительно, что сами офицеры – сослуживцы обидчика – не слишком сильно реагировали на такие социальные оскорбления, ибо сочетание солидарности с вопросом чести вполне могло исключать столь «неподходящие» элементы в процессе службы. Однако коллективный профессиональный инстинкт морального самосохранения, очевидно, был недостаточно силен; а это, в свою очередь, отражалось на классовой солидарности, которая делала столь трудным приспособление офицерской концепции о чести к главным заповедям личной христианской нравственности. Тот же социологический базис учитывался при весьма легких приговорах, которые применяли по отношению к офицерам, совершавшим проступки подобного рода. Несколько дней или недель заключения в казарме было обычным наказанием. И только накануне Первой мировой войны генерал Фалькенхайн, в то время прусский военный министр, выразил резкое неодобрение такой снисходительности (приложение 26). И все же из-за недостаточного обеспечения права пожаловаться только небольшая доля таких случаев попадала на заметку высшего начальства. Вдобавок имели место случаи, когда офицер, который, предполагалось, должен был над этим надзирать, был настолько равнодушен или неопытен, что сам в большей или меньшей степени допускал дурное обращение с подчиненными со стороны младших офицеров. Разумеется, в такого рода делах обстоятельства зачастую были неясны, и установить ответственность было невозможно. Вследствие этого некоторые случаи редко достигали такого резонанса, когда офицера могли бы за это наказать. Между тем даже в этих обстоятельствах случаи оскорбления часто выплывали на свет, что заставило императора Вильгельма II издать серьезное предупреждение еще в самом начале своего правления (см. приложение 27).

В качестве способа оправдания таких неподобающих поступков, между прочим, указывалось, что высокий процент рекрутов часто был осужден за гражданские преступления, такие как воровство, нанесение телесных повреждений и т. д. Но если в основе их лежали высшие цели командования и обучения рекрутов, то такие факты могли служить почвой для снисходительности, а не для оправдания. Впрочем, это был болезненный вопрос, и его старались обходить. Было очень много полков, фактически весь армейский корпус, в котором, несмотря на «грубые, но добрые» нравы казарм, такие случаи на самом деле были неизвестны. В целом можно сказать со всей справедливостью, что основная масса офицеров, молодых и в большинстве своем неопытных военных, которым приходилось обучать молодых людей почти своего возраста, были невиновны в подобных эксцессах.

Суть вопроса о роли офицера как лидера и учителя людей – базовое отношение офицерского корпуса во времена монархии к самой идее государства, как такового. Это отчасти объясняется природой профессии офицера, отчасти исторической традицией его класса. Тот факт, что офицер ответственен не только за своих солдат, но и перед государством (а в конечном итоге перед одной только короной), нес в себе риск того, что, осуществляя свою власть, менее уравновешенные люди (а такие всегда есть в больших сообществах) будут мало руководствоваться личным уважением к своим товарищам-сослуживцам и слишком много – обезличенным стандартом их сословия или института власти.

Разумеется, глядя с расстояния на картину, которую я нарисовал, увидим, что она предстает во всем своем величии. Если же мы подойдем к ней ближе и станем изучать ее в деталях, то мы заметим то тут, то там некоторые несогласующиеся черты. Они появились вскоре после образования новой империи, но тогда никто еще не мог подозревать, что под ними лежит глубоко сокрытое могучее семя трагического конфликта. Этот конфликт впервые возник и начал развиваться после 1918 года, хотя социальный и политический взрыв тех дней на самом деле был вызван иными причинами. Свой вклад сюда внесло то состояние социального изнеможения, которое царило среди старших военных офицеров, хотя оно было не таким сильным, как ранее. Говоря о заговоре Катилины, римский историк Саллюст заметил, что теми же средствами, которыми была завоевана власть, можно с легкостью удерживать ее. В отрицательном смысле эта аксиома подходит в не меньшей степени к тесно связанной организации, такой как офицерский корпус. Этот корпус формировался вокруг личности короля и оставался связанным с ним множеством тесных уз. Тогда, в ноябре 1918 года, персональное, интеллектуальное и профессиональное ядро его неожиданно исчезло. Падение монархии, неуклюжее отречение императора и всех других королей и принцев – все эти бедствия ошеломили громадные пласты народа. И никто не пострадал больше, чем офицеры. Они оказались в замешательстве, в смятении, как пчелиный рой, лишившийся матки.

Еще 29 октября 1918 года из Генерального штаба, к которому он был прикреплен в качестве связного офицера министерства иностранных дел, фон Гинце написал своему государственному секретарю доктору Зольфу следующее: «…в армии ходят слухи, что от фельдмаршала Гинденбурга и императора скоро избавятся. Эти слухи сеют панику. Офицеры начинают разделяться. Младшие офицеры настроены против обеих сторон, старшие твердо стоят за обе стороны. Ходят разговоры о гражданской войне… После страшного мира, который ждет нас, любому правительству нужна будет армия – по крайней мере, твердое ядро, которое можно из нее извлечь. Люди должны придумать, каким образом спасти армию. Поражение и революция погубят ее. Есть офицеры, суждения которых я уважаю, и они думают именно так…» Эти несколько пророческих слов предвосхитили то затруднительное положение, с которым столкнулся офицерский корпус в следующие пятнадцать лет: его отношение к новой форме государства, постепенное проникновение в политику, разрыв между поколениями и сохранение истинного характера армии в тисках военных поражений и падения монархии…

Через несколько дней все величественное сооружение рухнуло – государство, монархия и все остальное. Однако основание, на котором можно было построить нечто новое, в большой степени осталось неповрежденным, и вера сохранялась благодаря созданному для данного случая альянсу, заключенному уже 10 ноября между штабом армии (то есть Гинденбургом и Тренером) и лидером социал-демократов Фридрихом Эбертом. Это спасло жизнь обеим партиям. В Берлине проводились многочисленные публичные митинги офицеров. На одном из них присутствовал новый прусский военный министр (сам родом из Вюртемберга), генерал Рейнхардт. Он стал объектом нападок молодых капитанов, в то время как на других собраниях уже обсуждались теоретические доводы в пользу большевизма. Затем пришло 19 января 1919 года – день выборов германской национальной ассамблеи, и при поддержке пакта Гинденбурга – Гренера – Эберта стало возможным для Army Gazette, которая все еще выходила, напечатать обращение Рейнхардта, в котором прозвучали такие простые, но судьбоносные слова: «В ответ на призыв своих лидеров офицеры и младшие офицеры пошли на службу в распоряжение нового режима. Удалось избежать великого разлома».

В то же время Рейнхардт поставил два элементарных условия, которыми следовало руководствоваться для создания нового вермахта для республики. Во-первых, должна быть четкая структура командования в армии, и, во-вторых, нужно было для начала устранить практическую власть солдатских советов в их революционной для того времени форме. Позднее он справедливо охарактеризовал это решение как «нечто вроде взаимного мирного договора ради сил обороны». А 6 марта 1919 года, почти шесть недель спустя, после многодневных дебатов в Национальной ассамблее Рейнхардт издал закон об образовании временного рейхсвера, который в основном он составил сам. Там ничего больше не говорилось о солдатских советах, и более того, регуляции, сопровождавшие закон, содержали элементы более поздней структуры рейхсвера. Большая историческая заслуга Рейнхардта, по мнению первого начальника штаба, заключалась в том, что он путем прямых действий помешал народным депутатам и первому президенту рейха принять радикальный курс. «Так, с одной стороны, рождение рейхсвера было тесно связано с реформацией рейха, в то время как, с другой стороны, ее корни лежали глубоко в жирной почве старой армии». В этот первый послевоенный год рейх и социальные образования подвергались многочисленным опасностям; однако костяк новой армейской структуры был воздвигнут, и ее сильнейшие опоры составляли великодушие Носке и спокойное чувство военной и политической целесообразности, проявляемое Рейнхардтом и его персоналом.

Страница