Свастика и орел. Гитлер, Рузвельт и причины Второй мировой войны. 1933-1941 - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Комптон cтр.№ 21

Страница

За неделю до начала войны Беттихер утверждал, что недостаток обученного персонала и другие факторы не позволят Америке в течение целого года проводить какие-нибудь военные операции за пределами своей территории. После этого он пустился в рассуждения о различиях между политиками и представителями прессы, которые находятся под влиянием евреев, и военными, которые «олицетворяют собой все то хорошее, что есть в Америке». (Подобные рассуждения очень скоро сделались любимым коньком Беттихера.) Поэтому мирные предложения Рузвельта, заявлял он, вводя в свой доклад политический комментарий, который с тех пор всегда присутствует в его депешах, можно считать маскировкой личной слабости президента и стремлением выиграть время. Аналогичным образом можно игнорировать и американские военные маневры, поскольку это всего лишь неуклюжая попытка оказать влияние на японцев и жителей Латинской Америки. Интересно отметить, что в тот же самый день (25 августа 1939 года) военно-морской атташе передал в Берлин гораздо более реалистичный доклад о степени готовности военно-морского флота США к войне. Он сообщил своему руководству, что флот скоро будет полностью готов к боевым действиям, а все недостающее можно будет быстро восполнить.

Томсен в своей последней предвоенной депеше, датированной 28 августа, соглашался с мнением Беттихера о том, что Америка в течение года не сможет послать в Европу свои войска. Однако он предупреждал, что если Англия окажется на грани поражения, то Америка обязательно придет к ней на помощь. Он писал, что Рузвельт надеется, что приближающаяся война примет затяжной характер, а это даст ему время подготовиться, и что в любом случае Соединенные Штаты будут оказывать союзникам большую экономическую помощь, посылая в Европу «в неограниченных количествах» сырье и технику.

Таким образом, накануне войны немецкие политики имели подробную картину Америки, которую дипломаты создавали своими докладами в течение шести лет. Мы не знаем, какая часть сведений, содержавшихся в них, дошла до Гитлера и его коллег. В любом случае трудно поверить, чтобы враждебное отношение американцев к Германии оказало какое-нибудь влияние на фюрера. Мало обращали внимания лидеры Третьего рейха и на сообщения об экономической мощи Америки, о популярности Рузвельта и его отношении к Германии. Гитлер, очевидно, предпочитал не думать об эфемерности американского нейтралитета и в предвоенные годы не собирался изменять своего мнения по этому вопросу. Он допускал, как мы уже убедились, возможность американской военной помощи странам демократии, но не верил в прямое военное вмешательство Америки – оно казалось ему совершенно немыслимым. Риббентроп, вероятно, передавал фюреру только те сведения из депеш, которые касались Японии, ставшей, как мы еще увидим, исключительно важным фактором немецкой политики на Дальнем Востоке. В целом Гитлер принял решение начать войну в Европе без оглядки на Америку. Но по мере того как территория, на которой полыхала война, расширялась (с 1939 по 1941 год), он уже не мог с такой легкостью отмахиваться от мнения дипломатов, продолжавших сообщать в Берлин сведения об Америке.

Немецкие дипломаты в Вашингтоне выполняли свою работу добросовестно и ответственно. И не их вина, что те сведения, которые они сообщали, в предвоенные годы почти не учитывались лидерами Третьего рейха в процессе принятия решений. Эту ситуацию хорошо понимал государственный секретарь Вайцзеккер, написавший Дикхофу, который выразил опасения, что его постоянные предуп-реждения только раздражают руководство, следующее: «Ваши предупреждения о том, как опасно предаваться иллюзиям в вопросе о действиях Америки в случае мирового конфликта, очень нужны. Не будет никакого вреда, если вы и впредь будете подчеркивать эту мысль».

Когда германские войска захватили многие страны Европы и положение Британии стало отчаянным, администрация Рузвельта, несмотря на протесты изоляционистов, предприняла несколько решительных антинемецких шагов. Отмена эмбарго на вывоз оружия и создание морских боевых зон осенью 1939 года показали всему миру, что США выступают на стороне военно-морских держав, то есть союзников. Оккупация Германией стран Центральной Европы, Франции и Скандинавии, а также вступление весной 1940 года в войну Италии создали для Британии невыносимое напряжение, которое Рузвельт решил ослабить. Словесные обещания были подкреплены увеличивающейся с каждым днем экономической и военной помощью. Крупным событием стал англо-американский обмен эсминцами на базах Карибского моря в сентябре 1940 года. Принятый в марте 1941 года закон о ленд-лизе, захват кораблей и грузов стран оси, провозглашение «неограниченного чрезвычайного положения в стране» в мае и усиление битвы за Атлантику в месяцы, предшествовавшие Пёрл-Харбору, не могли не сказаться на дальнейшем развитии немецко-американских отношений.

Немецкое посольство, которое по-прежнему возглавлял поверенный в делах Ганс Томсен, вынуждено было сообщать в Берлин о столь драматичном развитии событий и работать в атмосфере крайней враждебности и очевидного остракизма. Нацистская пропаганда и деятельность нацистской партии в Америке стали совершенно невозможны, а немецкое министерство пропаганды как раз в это время предложило проводить еженедельно радиопередачу под названием «Час Геббельса» [48] . Более привычной и весьма обременительной помехой для деятельности дипломатов в эти годы были военный шпионаж и саботаж, организованные ОКВ. Впрочем, эти меры оказались неумелыми и малоэффективными (Томсен назвал их «топорной работой»).

Томсен охарактеризовал отношение американцев к войне прямо и без оговорок. «Они хотят, чтобы Британия победила, а мы проиграли», – писал он. Если союзники будут разбиты, весь американский народ потребует, чтобы США вступили в войну. В то же самое время, сообщал Томсен, люди начинают верить, что победа Германии поставит под угрозу и саму Америку. Антинемецкая пропаганда изображала Германию как идеологического, политического и экономического врага, стремившегося к мировому господству. Если Англия будет завоевана, постоянно внушали американцам газеты, Соединенные Штаты будут вынуждены создать свою собственную оборонительную линию в Атлантике, а Британия будет продолжать сражаться с Германией из Канады. В начале 1940 года Томсен признавал, что он не в силах изменить отношение американцев к немцам, поскольку не оказывает на американское общественное мнение почти никакого влияния.

Марш немецких войск по Европе ликвидировал все надежды на благоприятную реакцию американского общества. Вторжение в Скандинавию сразу же вызвало волну сочувствия к датчанам и норвежцам, которая ослабила изоляционистский настрой среди американцев скандинавского происхождения на Среднем Западе. Агитаторам, призывавшим к вступлению Америки в войну, стало гораздо легче работать. И хотя большая часть населения все еще придерживалась изоляционистских взглядов, которые проповедовали республиканцы, а деятельность администрации сдерживала проблема Тихого океана и медленные темпы перевооружения, Томсен высказал мысль, что ненависть к Германии так сильна, что американцы больше не жалеют, что в 1917 году их страна вступила в мировую войну. Вторжение в страны Центральной Европы, сообщал он, «так сильно сузило моральное и политическое поле нашего воздействия на американцев, что только канатоходец сумел бы в таких условиях удерживать равновесие». В июне, когда капитулировала Франция, Томсен писал о том, что ряды изоляционистов быстро тают и что антинемецкие настроения заражают все более широкие слои населения. Когда же в войну вступила Италия, гнев американцев достиг небывалой силы. Тем не менее он все еще не был уверен в том, что даже такая сильная волна возмущения заставит американцев признать вступление Америки в войну необходимым. Что же касается отношения американцев к любой форме помощи Англии – экономической, политической и финансовой, – то оно было предельно ясным.

Страница