Добежав до Джири, Брайан свернул налево, по инерции отклонившись от тротуара и выбежав на проезжую часть. Он услышал вдали полицейские сирены: видимо, несколько патрулей отозвались на звонок Пукки. Звук сирен эхом отдавался по магистралям ночного города.
Брайан точно не знал, куда ему следовало направиться, и просто продолжал бежать. Он пересек Поулк-стрит, едва увернувшись от проезжавшего автомобиля. Слева мелькали стены зданий, справа – припаркованные у обочины автомобили.
Брайан заметил какое-то движение наверху…
На высоте четырехэтажного дома по крыше катилось… чье-то горящее тело! На фоне вечернего неба оно сверкало, словно комета, за которой тянулся огненный хвост. Мелькнула вспышка, тело перекатилось и рухнуло вниз, на крышу стоящего у дома старого автомобильного фургона.
Брайан, не раздумывая, забрался на крышу фургона. Получилось так быстро, что он даже сам удивился. Но не придал этому большого значения.
Крыша оказалась сильно измятой и продавленной. В паре шагов от него лицом вниз лежал человек, а на уже почерневшей одежде мелькали языки пламени. Брайан быстро снял куртку, накрыл человека и, похлопывая в разных местах, сбил огонь. Человек застонал.
– Держись, приятель. Сейчас помогу.
Звуки сирен стали заметно громче.
Брайан сразу понял, что куртка несчастного – судя по тем местам, которые не обгорели, была темно-красной, с золотистыми вставками…
Так одевались подростки из «БойКо».
Конечно, это был не мужчина, а мальчик… тот самый мальчик из его сна. Раненый, но все еще живой.
Брайан вытащил из кармана мобильник.
– Пукки, где ты?
– Здесь, неподалеку, – едва отдышавшись, отозвался напарник. – В полутора кварталах. Я уже вижу тебя.
Брайан бросил взгляд на улицу и тут же заметил вдали своего напарника.
– Вызови «Скорую».
Он сунул телефон обратно в карман. Уличные фонари высветили лужу крови, медленно собирающуюся возле раненого и тонкими ручейками стекающую по выкрашенному в белый цвет металлу.
– Успокойся, – сказал Брайан. – Я полицейский. Скоро тебе помогут.
Ему не хотелось переворачивать мальчика, но сломанные кости или травма позвоночника не будут иметь никакого значения, если он не отыщет рану и не остановит кровотечение.
– Сейчас я тебя переверну. Я сделаю это медленно, но, возможно, тебе будет больно. Кто столкнул тебя с крыши?
– Никто, – слабым голосом ответил мальчик, прижавшись лицом к холодному металлу. – Я сам… я убегал.
– Убегал от кого?
– От дьявола, – сказал мальчик. – От дракона.
Брайан перевернул его. На него уставились широко раскрытые испуганные глаза. Лицо мальчика было сильно обожжено. Вздувшиеся пузыри – некоторые ярко-белого цвета, некоторые красноватого – образовались у него на щеках, на носу, на губах, на лбу. Брови и веки просто выгорели, как и большая часть волос на висках и на лбу. Полусгоревшая одежда – куртка и футбольный свитер – почернели и наполовину рассыпались. В районе брюшной полости пульсировал небольшой фонтанчик крови.
Брайан хотел зажать рану, но что-то на лице этого мальчика помешало ему это сделать. Несколько рыжих волос на губе, чуть больше – на подбородке… остатки козлиной бородки. Бо́льшая часть ее сгорела, но осталось достаточно, чтобы Брайан по-новому взглянул на это обожженное и покрытое страшными волдырями лицо. В этот момент Клаузер как бы раздвоился. С одной стороны, он сразу узнал в мальчике Джея Парлара. И в то же время увидел в нем нечто совершенно другое.
Теперь он видел в раненом мальчике добычу. Добычу из его недавнего сна.
Одно чрево, негодяй.
Волна сдержанной ненависти мгновенно переросла в ослепительную ярость. Брайан встал, широко расставив ноги и покачиваясь на неровной, местами продавленной металлической крыше. Затем сунул руку в плечевую кобуру, вытащил пистолет и направил его дуло прямо между глаз подростка.
Обугленная рука поднялась, как будто плоть и кости могли преградить путь свинцовой пуле.
– Ах ты, негодяй! – сказал Брайан. – Сейчас я прикончу тебя.
Раненый едва смог произнести несколько слов:
– Пожалуйста, не нужно!
У него почти не осталось сил бороться за жизнь.
Брайан щелчком снял оружие с предохранителя.
– Да здравствует король, недоносок!
Глаза мальчика расширились от ужаса.
– Так говорил дьявол…
Клаузер наклонился над ним и уткнул дуло пистолета в лоб мальчика. Несчастный зажмурился от страха.
– Брайан! Положи немедленно!
Голос Пукки. Крик Пукки. Брайан заморгал, потом посмотрел вниз, на тротуар. Пукки… Стоит, тяжело дыша… размахивает руками… вытаскивает пистолет… его ноги… он расставил их, как во время стрельбы…
Какого черта мой напарник в меня целится?
– Брось пистолет, Брайан! Брось немедленно, или, клянусь, я сейчас выбью из тебя твои поганые мозги!
Гнев Клаузера сразу испарился в прохладный вечерний воздух. Он понял, что что-то держит в руках. Посмотрев, увидел собственный пистолет, прижатый ко лбу тяжело раненного подростка…
Брайан поставил оружие на предохранитель, потом медленно сунул его в плечевую кобуру. Дуло пистолета оставило на обожженном, покрытом волдырями лбу мальчика круглую красную отметину. Остатки сил, казалось, покинули его тело. Мальчик шумно выдохнул, и глаза его закрылись.
Он больше не шевелился.
Пукки с трудом взобрался на теперь уже переполненную крышу автофургона. Кровотечение из живота мальчика прекратилось.
Пукки схватил мальчика за запястье, нащупывая пульс.
– Ни черта нет, дьявольщина… – Он взглянул на Брайана. – Что это ты, черт побери, тут делал, приятель?
Брайан не ответил.
Пукки снова повернулся к мальчику. Приложив ладонь правой руки к груди, он начал непрямой массаж сердца. Клаузер бросил взгляд на другую сторону Джири-стрит. В освещенных окнах домов замелькали силуэты людей. Многие уже выглядывали на улицу.
Продолжая массаж, Пукки сердито посмотрел на Брайана:
– Ты что, собирался его убить?
Тот моргнул несколько раз, пытаясь собраться с мыслями, потом слова Пукки наконец дошли до него, и он растерянно произнес:
– Нет… Он упал, был весь в огне… я потушил огонь… Нет, я не прикасался к нему!
Пукки продолжал давить на грудную клетку подростка.
– Не трогал, только почему-то приставил к его лбу свой гребаный пистолет, не так ли? Я ведь все видел. Я видел, как ты ловко заскочил на этот фургон. Здесь ведь не меньше восьми футов, приятель! Как это, черт возьми, тебе удалось?