Кивнув, он сделал маленький глоток. Женщина взяла свой бокал. Некоторое время они сидели в темноте и молчали. На этот раз Робин ждала, пока заговорит Брайан.
– Кто я, по-твоему?
– Как кто? Ты – Брайан Клаузер.
– Нет. Эта часть моей жизни – сплошная ложь.
Она не собиралась с ним спорить. Возможно, ей удастся позже поговорить с его отцом, и тогда будет видно, что можно сделать. Но пока она не собиралась произносить банальные истины.
– Ты – полицейский, – сказала она. – Да, я в курсе, что тебя уволили, но это не меняет того, что ты – человек, который посвятил свою жизнь служению на всеобщее благо.
Он сделал еще один глоток.
– Знаешь, а мне казалось, что я выбрал себе такую профессию благодаря своей натуре. Думаю, я стал полицейским, потому что мне по душе охота.
Робин почувствовала, как у нее по спине пробежал неприятный холодок. Брайан сказал, что ему по душе охота, но, скорее всего, имел в виду другое: потому что ему нравится охотиться на ЛЮДЕЙ.
Брайан сделал еще один глоток.
– Некоторые полицейские убивают кого-нибудь в переделке – и так переживают, что потом бросают службу. Я убил пять человек. Пять. И всех – при исполнении, всех – после отличных выстрелов, но при этом я ни о чем не жалею и чувствую себя абсолютно нормально.
Он отвернулся, снова устремив взгляд в никуда.
Этот новый Брайан, полный переживаний, несколько пугал ее. Если б она была с ним не знакома и столкнулась в темном переулке, то убежала бы без оглядки. Но на самом деле Робин хорошо знала этого человека. Сколько боли в его лице! Ей хотелось обнять его, притянуть голову к своей груди и медленно гладить его волосы…
– Брайан, между убийцей и защитником огромная разница. Полицейские носят оружие не просто так.
Он снова повернулся к ней.
– Но разве я не должен при этом чувствовать что-нибудь особенное? Какое-нибудь раскаяние, что ли? Вину? Или еще что-то, о чем меня после каждой перестрелки допрашивают психологи?
– А что я должна тебе сказать? Если б ты не делал всего этого, мог погибнуть твой друг Пукки Чанг. Или, например, Джон Смит… Да и ты сам едва ли остался бы в живых. Ты спасал жизни других людей. Ты не из тех чудовищ, которые поедают младенцев.
Он ничего не сказал.
– Поскольку, если тебе все-таки хочется поедать младенцев, Брайан, я напрочь отказываюсь предлагать тебе виски!
Он по-прежнему неотрывно смотрел на нее; наконец Робин заметила, как уголки его губ слегка дернулись и слегка поднялись – он сдерживал улыбку. Она ждала. Зная его достаточно хорошо, она точно знала, что произойдет. Его губы дрогнули – сначала раз, потом другой, потом он сдался, и она услышала его смех.
Брайан покачал головой.
– Ну и шуточки у тебя! Сейчас разве время шутить?
Она пожала плечами.
– Возможно, я слишком много времени провела в компании Пукки.
Улыбка с лица Брайана исчезла. Его глаза снова стали печальными, и это настроение тут же передалось ей.
Слегка повернувшись, Робин скользнула к нему на колени. Он уже начал реагировать, но прежде, чем успел что-нибудь сказать, Робин одной рукой притянула его голову к себе для поцелуя. Их губы соприкоснулись. Она почувствовала мягкое шуршание его бороды, с наслаждением вдыхая полузабытый аромат. Ее грудь начала вздыматься. Брайан попытался отстраниться, но она не позволила, еще крепче прижимая к себе.
С трудом поставив свой бокал, Робин обхватила голову Брайана обеими руками, с наслаждением погрузив пальцы в его волосы. Он сопротивлялся, но это длилось всего мгновение, не больше, и потом она почувствовала, как его сильные руки легли ей на талию. Он слегка сжал и приподнял ее, как будто она была не тяжелее пушинки. Его язык – охлажденный виски со льдом – отыскал и соединился с ее языком.
Робин не знала, как долго длился этот момент. То ли несколько секунд, то ли целую вечность. Наконец его сильные руки скользнули к ее плечам, схватили их и отодвинули так, чтобы их лица находились друг от друга на расстоянии пары дюймов.
Она почувствовала жар его дыхания, слегка приправленный ароматом шотландского виски.
– Я так скучала по тебе, Брайан…
Клаузер засопел.
Она поцеловала его левый глаз и тихо сказала:
– Я ни за что не должна была прогонять тебя.
Он кивнул.
– А я не должен был тебе этого позволить.
Ее руки скользнули по его лицу, погладили бороду, ощутили тепло его кожи.
– Я больше не могу себя сдерживать, – сказала Робин. – Я люблю тебя. Наверное, я полюбила тебя с первой секунды нашей встречи. Никакая генетика не может изменить тот факт, что ты – хороший человек, Брайан. И она не изменяет тот факт, что ты – мой мужчина.
Он закрыл глаза.
– Столько разных ощущений… Раньше все мои чувства были отчасти… ну, не знаю, приглушенными, что ли. Теперь мне с ними порою даже трудно совладать.
Она поцеловала его в нос.
– Все, что мне нужно от тебя, Брайан, это лишь эмоции. Все остальное не имеет для меня никакого значения. Загляни в свое сердце и скажи мне сейчас: ты любишь меня?
Большими пальцами она медленно поглаживала его скулы. Он посмотрел на нее, и в его взгляде, все еще полном боли, Робин увидела вполне различимое желание.
Брайан пытался что-то сказать, но судорожно глотнул и облизал губы.
– Я люблю тебя, – наконец произнес он. – И всегда любил, только не мог сказать.
Она заморгала, отгоняя слезы.
– Теперь ты можешь это сказать. Мы, как никто другой, понимаем друг друга. Я никогда тебя не брошу, что бы ни случилось.
– Это непросто, – сказал он. – Ведь есть и другие носители Z-хромосом, и они творят такое… Даже не знаю, на что я мог быть способен.
Она горячо поцеловала его. Кончики его пальцев скользили у нее по спине.
– Останься со мной, – тихо сказала Робин. – Останься на эту ночь.
Он снова посмотрел на нее и спустя пару секунд крепко прижал к себе…
На пляже
Только посмотрите на них! Держатся за руки. Целуются. Он даже видел их языки. Как мерзко…
В груди у Тарда закипал гнев. Одновременно он все сильнее возбуждался. Все вокруг становилось более четким, острым, интенсивным – от легкого ветерка, сдувающего песок у него из-под живота, до мертвой рыбы, которую волны выбросили на берег.
Они не могли его заметить. В отличие от него, люди очень плохо видят в темноте. Кроме того, они разложили костер. Этих костров было много вдоль берега. Их глаза настолько привыкли к свету костра, что они не в состоянии различить что-нибудь всего в двадцати футах за его пределами. Эти двадцать футов Тард мог преодолеть в считаные секунды. Они даже не успеют среагировать. Скорее всего, они даже пикнуть не успеют.