Заговор против Гитлера. Деятельность Сопротивления в Германии. 1939-1944 - читать онлайн книгу. Автор: Гарольд С. Дойч cтр.№ 54

Правда, по одному второстепенному пункту мнения Мюллера и отца Ляйбера абсолютно расходятся; в изложении событий каждый жестко придерживается своей версии. Неоднократно беседуя с каждым из них, автор пытался привести их к какому–то согласию, но, увы, безрезультатно. Мюллер утверждал, что в данном конкретном случае отец Ляйбер уважил его просьбу и разрешил забрать эту бумагу в Германию. Отец Ляйбер столь же категорично отрицал наличие подобной договоренности [96] .

Как бы то ни было, и визитная карточка Ляйбера, и переданная им бумага были доставлены на Тирпиц–Уфер, где им весьма обрадовались. Когда Мюллер в следующий раз прибыл в Рим, он сказал Ляйберу: «Твои листки оказались очень полезными». Отца Ляйбера эти слова крайне взволновали. «Ты ведь обещал уничтожить их», – протестуя, сказал он и потребовал вернуть их обратно. Баварец ответил на это, что он отдал эти листки и у него теперь их нет. Благодаря им, сказал Мюллер, он теперь более оптимистично смотрит на перспективы того, что произойдет в Берлине: «Результаты посредничества воспринимаются в Германии как самые благоприятные. Переворот должен произойти в середине февраля». Это прозвучало столь обнадеживающе, что Ляйбер несколько успокоился. Теперь те немногие в Ватикане, которые были посвящены в эти события, стали с нетерпением ждать новостей из Германии.

А тем временем в Берлине Мюллер и Донаньи готовили итоговую докладную записку о ходе и результатах миссии в Риме, которая, как они страстно надеялись, придаст наконец руководству ОКХ ту необходимую решимость, которая там до сих пор отсутствовала.

Один из парадоксов в истории германской оппозиции состоит в том, что в результате контактов через Ватикан – которые с немецкой стороны вели люди, практически не имевшие никакого отношения к внешнеполитической деятельности и никогда ею не занимавшиеся, – от англичан был получен положительный ответ, в то время как подобные контакты, параллельно осуществлявшиеся профессиональными дипломатами, не дали никаких результатов. Одна из причин этого состоит в том, что англичане наверняка решили сконцентрировать усилия только на одном направлении и выбрали в качестве основного партнера по контактам с германской оппозицией группу, сформировавшуюся вокруг Бека. Возможно, они не знали точно имени человека, стоящего в центре заговора против нацистского режима, однако, с учетом заверений папы о том, что среди тех, с кем он имеет дело в Германии, находятся люди из высшего командного звена вермахта, об этом было не столь уж и трудно догадаться. Что же касается других представителей оппозиции, которые искали контакта с официальным Лондоном, то, хотя англичанам они и были более знакомы, чем их «заочные» партнеры из группы Бека, с кем поддерживались контакты через Ватикан, в то же время у Лондона были сомнения насчет их действительной способности осуществить в Германии государственный переворот.

С того момента, как Англия и Франция вступили в войну, Вайцзеккер стал напрямую увязывать вопрос достижения мира с вопросом свержения нацистского режима и считал необходимым выяснить, в какой степени можно рассчитывать на поддержку западных союзников в достижении этих целей. Возможность осуществить это предоставилась, когда один молодой человек, еще не находящийся на дипломатической службе, но имевший личные связи с оппозицией в германском МИДе, получил приглашение посетить Соединенные Штаты. Вайцзеккер мог использовать предоставившуюся возможность, чтобы прозондировать позиции США и Англии относительно заключения мира с правительством, которое придет к власти в Германии после Гитлера, а также сообщить англичанам и американцам о тех благоприятных возможностях и факторах, которые существовали внутри Германии и могли бы способствовать такому развитию событий.

С тех пор как сразу после войны начались обсуждения того, по каким причинам и мотивам люди вступали в ряды оппозиции, в качестве ответа на эти вопросы может быть представлена фигура Адама фон Тротта, который являлся живым воплощением и символом всего хорошего и честного, что было в Германии того времени. Именно поэтому его имя сразу приходит на ум. Высокий, симпатичный, всегда державшийся с достоинством, он был даже объектом поддразниваний со стороны своих друзей в Англии, которые говорили ему, что человек не имеет права «так хорошо смотреться». Он пользовался большим уважением с их стороны и за то, что, хотя и не производил впечатление человека простого и доступного, умел находить общий язык практически со всеми, независимо от происхождения и занимаемого положения в обществе. В 1931—1933 годах он был стипендиатом Роддса в Оксфордском университете; именно там он нашел друзей и пронес завязавшиеся еще тогда дружеские отношения через все нелегкие годы войны. Для многих из его английских друзей он был символом надежды на то, что после войны Германия действительно станет такой, о какой мечтал Тротт. «Когда мы узнали о его гибели (от рук гитлеровских палачей), – напишет позже один из них, – то почувствовали не только страшную горечь утраты от потери столь душевного и милого человека, хотя это и явилось для нас действительно страшным ударом; у нас также было ощущение, что погас луч света, который давал нам надежду на будущее».

Тротт изучал право и философию и продвигался по пути, весьма типичному для начинающих германских юристов. Однако ему предоставилась возможность учебы и стажировки за границей, в результате чего он провел шесть месяцев в США и четырнадцать – в Китае. Друзья за границей уговаривали его не возвращаться в Германию, поскольку для человека подобных взглядов – а он придерживался не просто антинацистских, а социалистических убеждений – это будет означать попасть прямиком в лапы гестапо. На это Тротт отвечал, что за рубежом и так достаточно германских иммигрантов, которые делают все, что необходимо за пределами Германии. Сейчас же необходимы люди, которые готовы работать внутри Германии, чтобы создать там единый антифашистский фронт. К тому же на него весьма угнетающее впечатление производили бытовавшие в западных странах взгляды на Германию и немцев, которые в конце концов, под влиянием войны и творимых нацистами зверств, вылились в догматическую точку зрения о так называемой «общей вине» всех немцев. «Я подозреваю, – писал он, – что некоторые из моих друзей отождествляют творящееся в Европе зло с Германией как таковой и поддерживают со мной отношения лишь потому, что я отвечаю их требованиям и представлениям относительно английского образа жизни. Я думаю, что подобный подход абсолютно неверен, и я с ним никогда не соглашусь».