Заговор против Гитлера. Деятельность Сопротивления в Германии. 1939-1944 - читать онлайн книгу. Автор: Гарольд С. Дойч cтр.№ 108

Но как в таком случае свести к минимуму угрозу гражданского конфликта? Ясно, что многое зависело от того, удастся ли сделать так, чтобы были задеты интересы как можно меньшего количества кругов и структур и обеспечили плавный переход от одного состояния общества к другому, отказавшись от «политической шоковой терапии». Такой подход означал компромисс с теми, кто находился у власти. И тут вопрос постоянно вращался вокруг одного: должен ли в таком случае оставаться у власти Геринг. Если бы Геринг, которого Гитлер назначил своим преемником, вошел в новое правительство, то весь переворот получил бы в этом случае видимость законности. Геринг был единственным человеком из ближайшего окружения Гитлера, который мог претендовать на популярность среди немцев. Его кандидатура также была бы наиболее желательна для влиятельных деловых кругов и государственного аппарата. Его личная моральная нечистоплотность и злоупотребления служебным положением в целях личного обогащения, беспощадность и циничная беспринципность отчасти компенсировались тем, что он не был фанатиком, обладал чувством юмора, причем в его юморе абсолютно не было нацистского цинизма, и он был сторонником достаточно взвешенной внешней политики. Какими бы ни были его мотивы, но не вызывает сомнения, что он выступал за умеренный подход во время мюнхенского кризиса, а также кризиса 1939 года, был противником (хотя громко об этом не заявлял) наступления на Западе и искал возможности быстрого заключения мира; что ему был неприятен эктремизм СС. Слухи, а также желание выдать желаемое за действительное еще больше раздували в глазах окружающих реальную степень его «оппозиционности» в этих вопросах. «Геринг не хочет действовать сам, но он ничего не предпримет, если это сделает кто–то другой», – записал в своем дневнике Гроскурт в начале декабря 1939 года. 2 января 1940 года Гроскурт услышал на Тирпиц–Уфер, что якобы Геринг и Ламмерс собираются выразить Гитлеру протест в связи со зверствами в Польше. Все это оказалось иллюзией и выдумкой. Однако две недели спустя появилась новая «басня», на этот раз о том, что Геринг намеревался обратиться с письмами к своим коллегам по сухопутным силам и флоту Браухичу и Редеру, предложив им выступить единым фронтом против циркуляра СС.

Несомненно, Геринг в тот период ощущал болезненное чувство нерешительности. В течение осени 1939 года он разделял вместе с другими руководителями вермахта дурные предчувствия относительно военной политики Гитлера. Несмотря на свою моральную ограниченность, он не всегда был глух к призывам к человечности. Хассель записал в дневнике в середине февраля 1940 года об одном эпизоде, о котором ему рассказала сестра Геринга Ольга Ригель. Один немецкоязычный поляк был взят поляками в качестве заложника и убит. Когда он упал на обочине дороги, его вдова стала умолять Геринга «ради честного имени немца» остановить те ужасы, которые творились по отношению к полякам и евреям. Как сказала его сестра, Геринг был потрясен, однако «кронпринц» и преемник Гитлера не рискнул открыто бросить вызов фюреру. В то же время если бы Гитлер в результате переворота был либо убит, либо помещен в психиатрическую лечебницу, то Геринг как официальный преемник, возможно, был бы в этом случае более восприимчив к призывам создать единый фронт.

С учетом вышеизложенного, вопрос о том, чтобы «выйти на Геринга» и использовать его на каком–то определенном этапе переворота, был предметом постоянного обсуждения в рядах оппозиции. Этот вопрос часто затрагивался в дневниковых записях Хасселя и Гроскурта, и нигде мы не видим категорического отказа от этого варианта. Вопрос о подключении Геринга неизбежно возникал именно тогда, когда дела у оппозиции шли плохо, как, например, в период после 5 ноября 1939 года, когда Типпельскирх, вернувшись в Берлин, предположил, что, «может, Геринга еще можно убедить действовать» [175] .

Когда же в конце 1939 года надежды оппозиции возродились вновь, Попитц рассказал Хасселю, что главным вопросом, который обсуждали Бек, Герделер и другие, был вопрос: «С Герингом или без него?» Все были согласны лишь в том, что предоставить Герингу выбор, поддержать участников переворота или нет, можно было бы лишь после успешного завершения переворота.

Довольно любопытно, что более склонными к компромиссу в вопросе использования Геринга были гражданские лица, традиционно признанные «идеалисты», в то время как пользовавшиеся репутацией «реалистов» военные относились к этому куда более скептически. Скорее всего, нежелание военных иметь дело с Герингом объяснялось его высокомерием и пренебрежением, с которыми командующий люфтваффе относился к другим видам вооруженных сил; у военных других родов войск такое отношение вызывало негодование и возмущение. К началу января 1940 года Герделер, прозондировав вопрос по всем направлениям, заявил, что использование Геринга невозможно, поскольку генералы категорически настроены против него.

Примерно в это же время Томас сообщил Гальдеру, что Геринг зондирует почву через Швецию для заключения мира с Англией, и предложил, чтобы Геринг и Браухич объединили усилия в попытках достижения мира. Начальник штаба ответил, что в связи с «отсутствием доверия» к Герингу подобный вариант, по его мнению, является абсолютно безнадежным. О том, насколько враждебно Гальдер относился к Герингу, видно из следующего. Когда незадолго до 5 ноября 1939 года Гальдер был предварительно готов пойти на переворот, если Гитлер не откажется от планов наступления, он предложил, чтобы в число тех ведущих нацистов, кого следовало уничтожить, помимо Гитлера и Риббентропа был также включен и Геринг. В значительной степени такие же настроения преобладали и на Тирпиц–Уфер, где оппозиционная группа была настроена наиболее антинацистски; Донаньи говорил, что попытки делать серьезную ставку на таких людей, как Геринг и Рейхенау, и обеспечить их пребывание у власти, означают повторить в Германии «вариант Керенского».

В течение по крайней мере нескольких месяцев в Лондоне испытывали гораздо меньше сомнений и видели куда меньше каких–то преград или сдерживающих факторов по поводу того, чтобы иметь дело с Герингом. После начала войны Чемберлен в значительной степени пересмотрел свои прежние взгляды, согласно которым следовало считаться с реалиями внутриполитического положения в Германии и иметь дело с теми, кто реально находился у власти и влиял на обстановку, вместо того чтобы лелеять «пустые надежды», серьезно относясь к антинацистским силам, обладающим непонятно какими силой и влиянием, если вообще ими обладающими. После оккупации Чехословакии, последовавшей за передачей Гитлеру Судетской области по Мюнхенскому соглашению, когда была захвачена вся ее территория, Чемберлен ощутил чувство личного поражения и одновременно все возрастающее негодование и ярость; эти чувства достигли своего пика во время польского кризиса, в результате которого английский премьер–министр отказался более иметь дело с Гитлером и Риббентропом. Однако непримиримость демонстрировалась именно к этим двоим; как в германской оппозиции, так и в Ватикане, говоря об английских условиях, никогда не упоминалось, что серьезная «чистка» в высших эшелонах власти Германии или серьезное изменение ее политической структуры являются необходимыми условиями проведения мирных переговоров. Гроскурт, как и многие его коллеги, опасавшийся, что англичане вновь решат, что можно иметь дело с Гитлером, был очень доволен, когда узнал, что папа стремится к достижению «достойного мира», а англичане ясно дали понять, что «категорическим условием этого является отстранение Гитлера от власти». В небольшой записи, сделанной Донаньи 18 октября 1939 года, о которой упоминает Хаппенкотен, отмечается, что Ляйбер проинформировал Мюллера о том, что папа считает возможным заключение «мира на благоприятных для Германии условиях», если к власти придет «правительство, способное вести переговоры» и не будет предпринято наступление на Западе. Под «правительством, способным вести переговоры» подразумевалось любое правительство, в котором не будет Гитлера.