Перед тем как привести условия мира, которые должны были подытожить итоги войны, но формулировались небрежно из-за не слишком сильного желания английского правительства заключить его, необходимо обрисовать в общих чертах влияние войны на торговлю, на основы военной силы и национальное благосостояние.
Основная характерная черта этой войны может испугать из-за необходимости сделать парадоксальный вывод о том, что благосостояние англичан проявляется в многочисленных потерях.
«С 1756 по 1760 год, – констатирует французский историк, – французские каперы захватили у англичан более 2500 торговых судов. В 1761 году, хотя у Франции не было, можно сказать, ни единого линейного корабля в море и хотя англичане захватили 240 кораблей наших каперов, коллеги последних все же завладели 812 английскими судами. Такое количество трофеев объясняется колоссальным ростом английского торгового судоходства. В 1760 году, как утверждают, количество английских парусных судов в море достигало 8 тысяч. Из них французы захватили одну десятую часть, несмотря на сопровождение их военными кораблями и наличие крейсеров. За четыре года, с 1756 по 1760, французы потеряли лишь 950 судов»
[101]
.
Но это несоответствие в потерях английский историк справедливо относит на счет «сокращения французской торговли и страха перед возможностью попасть в руки англичан, который удерживал многие французские торговые суда от выхода в море». Далее он указывает, что основные блага, приобретавшиеся благодаря боеспособности английского флота, проистекали отнюдь не из захвата судов. «Захваты таких территорий, как форт Дюкен [будущий Питтсбург], Луисберг, остров Сен-Жан, переименованный в остров Принца Эдуарда [в заливе Святого Лаврентия], овладение Сенегалом, а позднее Гваделупой и Мартиникой, явились событиями, столь же пагубными для французской торговли и колоний, сколь выгодными для англичан»1. Увеличение числа французских каперов, на взгляд информированного человека, было действительно знаком беды, указывающим на вынужденный простой кораблей торгового флота, экипажи и владельцы которых должны были заниматься подобными делами в целях выживания. Но этот риск не был абсолютно напрасным. Те же самые англичане признают, что в 1759 году потери в торговых судах превышали потери военных кораблей. В то время как французы тщетно стремились уравнять шансы на море и компенсировать свои потери, это не приносило пользы, поскольку «в постройке и вооружении кораблей они работали только на благо английского флота». Тем не менее, «несмотря на храбрость и бдительность английских крейсеров, французских каперов расплодилось так много, что в этом году они захватили 240 английских судов, в основном каботажных и мелких». В 1760 году власти определяют британские потери в торговых судах цифрой в более 300, а в 1761 году – свыше 800, в три раза больше, чем у французов
[102]
. Но английский историк добавляет: «Было бы неудивительно, если бы они захватили больше судов и более богатых. В то время как их торговля почти прекратилась и они располагали в море лишь немногими торговыми судами, торговый флот Англии бороздил все моря. Каждый год увеличивался оборот английской торговли. Деньги, расходовавшиеся на войну, возвращались посредством роста промышленности. Купцы Великобритании использовали 8 тысяч судов». Большое количество потерь англичан объясняется тремя причинами, из которых только первая могла быть устранена: 1) пренебрежением торговыми судами распоряжений кораблей сопровождения; 2) колоссальным числом английских кораблей во всех морях; 3) переводом всей морской силы противника в каперство. В течение того же 1761 года английский флот потерял один линейный корабль, который потом вернули, и тендер. В то же время, несмотря на разные обмены военнопленными, англичане содержали в плену 25 тысяч французских моряков, в то время как число пленных англичан во Франции составляло всего 1200. Таковы были результаты морской войны.
Наконец, резюмируя состояние торговли королевства в конце войны, после упоминания об огромных суммах монетарного золота и серебра, захваченного у Испании, историк пишет: «Это укрепило торговлю и послужило стимулом развития промышленности. Денежные переводы под иностранные субсидии большей частью оплачивались чеками зарубежных купцов, которые среди британских промышленников ходили наравне с векселями. Торговля Англии постепенно росла из года в год, и такие сцены национального процветания в ходе продолжительной, дорогостоящей и кровопролитной войны не демонстрировал никогда прежде ни один народ в мире».
При таких достижениях торговли и неизменных успехах оружия при практической ликвидации французского флота неудивительно, что союз Франции и Испании, который некогда угрожал будущему Англии и возбуждал страхи всей Европы, теперь воспринимался одной лишь Великобританией без малейшего страха и уныния. Испания из-за своего устройства и, особенно, разбросанности имперских владений была уязвима для нападения великой морской нации. И каковы бы ни были взгляды властей того времени, Питт и английская нация видели, что настал час, на который они тщетно надеялись в 1739 году, поскольку то мирное время и упорное пристрастие к миру тогдашнего премьер-министра ослабили английский флот. Теперь же Англия далеко простирала свои длани и брала все, что желала. Не было бы границ ее приобретениям, если бы снова не пришел к власти кабинет министров, воспринимавший интересы страны превратно.
Положение Португалии относительно Великобритании уже упоминалось, но оно заслуживает несколько большего внимания в качестве примера элемента морской силы, опирающейся не на колонии, но на альянс, заключенный как по необходимости, так и по благоразумию. Вышеуказанные торговые связи двух стран крепли благодаря прочнейшим политическим связям. Два королевства были расположены таким образом, что имели мало оснований бояться друг друга, но могли рассчитывать на взаимные выгоды. Португальские гавани давали приют и снабжение английскому флоту, в то время как последний прикрывал интенсивную торговлю Португалии с Бразилией. Антипатия между Португалией и Испанией вынуждала первую искать союзника, одновременно сильного и расположенного на удалении. Ни одна из стран не подходила на эту роль более, чем Англия, которая, в свою очередь, всегда извлекала большие выгоды из отношений с Португалией в ходе войны с любой из держав Южной Европы.
Это английский взгляд на проблему, которая для других выглядит неким союзом между львом и ягненком. Абсурдно называть державу, располагающую таким флотом, как английский, «далекой» от малой морской страны, подобной Португалии. Англия остается (и еще больше была в то время) страной, флот которой мог дойти куда угодно. Противоположный взгляд на проблему, в то же время иллюстрирующий полезность альянса, был аргументированно изложен в меморандуме, которым короны Франции и Испании под безобидным видом приглашения в союз толкали Португалию на объявление войны Англии.
Доводы меморандума – а именно неравенство благ для Португалии и неуважение португальского нейтралитета – уже приводились. Король Португалии отказался выйти из альянса с Англией, исходя из аргумента, что альянс существует продолжительное время и является целиком оборонительным. На это короны дали такой ответ: «Оборонительный альянс, на самом деле, является наступательным альянсом ввиду расположения португальских владений и природы английской силы. Английские эскадры не могут ни господствовать на море во все времена года, ни патрулировать океанские побережья Франции и Испании в целях пресечения судоходства этих двух стран без портов и поддержки Португалии. Эти островитяне не могли бы оскорблять все морские страны Европы, если бы все богатства Португалии не проходили через их руки, что обеспечивает их ресурсами для ведения войны и превращает данный альянс в исключительно наступательный».