1937. Трагедия Красной Армии - читать онлайн книгу. Автор: Олег Сувениров cтр.№ 95

Особисты зорко следили за тем, чтобы их агенты-провокаторы старательно отрабатывали свой дополнительный хлеб. И в случае попыток своеобразного отлынивания сексотов от исполнения своего «патриотического долга», немедленно организовывали их осуждение и отправляли в кутузку, а то и к стенке. Арестованный 10 апреля 1938 г. начальник отделения 1 отдела АБТУ РККА полковник Л.А. Книжников был приговорен Военной коллегией Верховного суда СССР к расстрелу. В приговоре от 17 сентября 1938 г. Книжников обвинялся в том, что он якобы входил в террористическую группу и принимал непосредственное участие в разработке мероприятий по подготовке террористических актов «в отношении отдельных руководителей партии и Советского правительства». Кроме того, Книжников, как указано в приговоре, «являясь секретным сотрудником органов НКВД, передавал им незначительные сведения и скрывал существование военно-фашистского заговора, участником которого он являлся сам»242. Книжников реабилитирован посмертно 24 ноября 1956 г.243 Аналогичное обвинение было выдвинуто и против бывшего секретным сотрудником НКВД преподавателя философии Военно-политической академии полкового комиссара А.Р. Медведева244.

В целях предупреждения возможности расконспирирования методов агентурной работы органов НКВД, совместным приказом НКВД, НКЮ и прокурора СССР № 00649/0090сс/100/64с от 26 мая 1940 г. приказ НКВД и Прокуратуры СССР № 00932 от 11 августа 1939 г. отменялся и впредь, во всех случаях возбуждения уголовного преследования в отношении секретных сотрудников органов НКВД устанавливался следующий порядок: «1. Следствие по делам секретных сотрудников органов НКВД о преступлениях, связанных с их секретной работой или совершенных при выполнении оперативных поручений органов НКВД, могут вести только органы НКВД.

2. Дача санкций на арест секретных сотрудников и прокурорский надзор за следствием по этим делам осуществляются Военной Прокуратурой пограничных и внутренних войск НКВД.

3. Законченные следствием дела о секретных сотрудниках рассматриваются, как правило, Особым совещанием НКВД СССР, а при особо отягчающих обстоятельствах Военными Трибуналами пограничных и внутренних войск НКВД в закрытых заседаниях в составе заседателей из числа оперативных сотрудников органов НКВД»245.

Постоянно и систематически применявшимся методом быстрейшего получения «признательных» показаний были непрерывные изощренные угрозы следователей НКВД. Они были самыми разнообразными, варьировались в зависимости от воображения, вкуса и наклонностей следователей, но в основном они (если брать по большому счету) сводились к трем вариантам.

Во-первых, пытались застращать угрозой применения физических методов воздействия, а попросту избиения, обещанием покалечить. Уже упоминавшийся военюрист 1-го ранга М.М. Ишов вспоминает: «Следователь Рожавский и начальник отделения продолжали твердить: «Будете давать нужные показания – закончим дело, и вам будет лучше. Не будете давать показания – переведем в Лефортовскую тюрьму, а там будем бить до тех пор, пока не подпишете все, что требуется и что нужно»246. В следующем разделе главы я постараюсь показать и доказать, что это не были пустые угрозы. И все подследственные четко и ясно представляли свою мрачную перспективу. А в одном из районных отделений НКВД Белорусской ССР для полного убеждения подследственных им демонстрировали даже своеобразное наглядное пособие – на некотором возвышении было размещено полуживое тело бывшего председателя районного совета депутатов трудящихся. За отказ дать «признательные» показания руководитель советской власти района был зверски искалечен – там, где от природы должны были быть мужские первичные половые признаки, виднелась лишь одна кровавая дыра247.

Вторая разновидность – угроза расстрелять. И опять-таки каждый следователь грозил по-своему. Кто говорил, дадим 11 лет (до сентября 1937 г. максимальный срок тюремного заключения ограничивался 10-ю годами), кто грозил «сменить череп», кто просто заверял: «шлепнем», «кокнем», «к стенке поставим», «в расход отправим», «в распыл пустим» и т. д. и т. п. И надо заметить, что большинство тех, кому грозили расстрелом, в конечном счете действительно были расстреляны. И ничего нам сказать уже не смогут. Поэтому крайне ценны свидетельства тех, кто испытал эти угрозы, но кому удалось все же каким-то чудом уцелеть.

Батальонный комиссар Г.И. Кривошапко, просидевший 8 месяцев в тюрьме при Хабаровском управлении НКВД, сумел-таки вырваться из нее, был восстановлен в рядах ВКП(б) и РККА. Приехав за новым назначением, он написал письмо, в котором рассказал о методах следствия в тюрьме. Работники НКВД всеми средствами, в том числе и угрозой расстрела требовали от него, чтобы он оговаривал честных политработников, обещая ему за это орден248. Он вспоминал, как во время допросов «все эти следователи называли конкретно фамилии, на кого я должен показывать – на Шатова (бывший инспектор ПУ ОКДВА), на инструктора ПУ ОКДВА Озерникова, Липилина, Шутова и др. О всех они заявляли, что уже арестованы, на самом деле у них был арестован один Липилин и тот сейчас реабилитирован полностью»249.

Сумевший вырваться на свободу бывший главный инженер УВСР-24 Воробьев на допросе 17 сентября 1955 г. показал о том, что бывший начальник 6-го отделения 5-го отдела УНКВД по Московской области Безбородов в «в разговоре со мной он мне говорил, что признаюсь я или не признаюсь, я все равно буду расстрелян. Он требовал от меня, чтобы я признался в своей контрреволюционной деятельности и дал бы такие показания на Бодрова и Попова»250.

А вот как сам Безбородов на допросе 19 августа 1955 г. объяснял причины необоснованного привлечения к уголовной ответственности бригинтенданта Бодрова и других: «Я могу это объяснить только следующим: во-первых, у всех них какие-то недостатки в работе имелись, которые в ходе следствия после их ареста нами квалифицировались как вредительство; во-вторых, БОДРОВ, ПОПОВ, МЛОДЗЕЕВСКИЙ были в близких личных взаимоотношениях с крупными работниками, которые к этому времени были арестованы, и мы располагали их протоколами, где они признавали о своей принадлежности к военно-фашистскому заговору, в существовании которого мы тогда не сомневались, поэтому при наличии каких-то показаний на этих лиц, у нас лично и у меня не вызывалось сомнение в их достоверности… Под этим впечатлением и психическим воздействием на обвиняемых БОДРОВА, МЛОДЗЕЕВСКОГО, ПОПОВА, АНДРЕЕВА я и полагаю, что от них были получены «признательные» показания о их контрреволюционной деятельности»251.

Уверенные в своем праве грозить подследственным чем угодно, следователи НКВД иногда прибегали к инсценировкам расстрела. Так, в октябре 1937 г. они предупредили арестованного ранее командира дивизиона 41-го артполка (СКВО) капитана Д.Н. Нешина, что ночью он будет расстрелян с составлением протокола «при попытке к бегству»252. Известные публицисты В. Соловьев и Е. Клепикова сообщают (правда, без указания источника), что бывшего командира 5-го кавкорпуса комдива К.К. Рокоссовского даже дважды выводили на расстрел: «Один раз, ночью, он был с другими приговоренными приведен в лес, поставлен на краю вырытой могилы и взвод солдат по команде выпалил из своих ружей. Стоявшие справа и слева от Рокоссовского генералы замертво упали в яму. По самому Рокоссовскому был дан холостой залп»253.