Шаги навстречу - читать онлайн книгу. Автор: Кевин Алан Милн cтр.№ 15

От меня не укрывается то, что Энн продолжает делать длинные, глубокие вдохи, когда мы бредем по песку. После особенно продолжительного вдоха она оборачивается, вздымает руки высоко в небо и восклицает:

— Я могла бы сегодня умереть — и была бы просто счастлива.

— Не умирай, — прошу я, — потому что я не хочу жить одна, сама знаешь с кем. — Я киваю на Кейда.

— Я пошутила. Успокойся.

— А я нет, — бормочу я.

Энн делает очередной глубокий вдох, медленно выдыхает, смакуя.

— Неужели вы не чувствуете? Ропот волн, шум, мелкие брызги — я чувствую себя такой живой.

— Этого мы все хотим, — говорит отец, наклоняется и рисует пальцем сердце на песке. — Жить на пляже, чтобы чувствовать себя живым. — Пару секунд папа с Энн обмениваются спокойным взглядом как отец с дочерью. — Ради того чтобы ты, Энн, жила. И получила новое сердце. — Он встает и стряхивает песок с пальца.

— А еще речь идет о смерти, — добавляет Кейд. — Потому что, если ты получаешь новое сердце, значит, у кого-то выдалось не очень удачное лето.

Энн тут же мрачнеет.

— Спасибо большое, что напомнил мне об этом, — говорит она, ее глаза тут же краснеют и наполняются слезами. — Умеешь ты все испортить.

Она поворачивает и направляется назад к дому.

— Молодец, Тупица, — «хвалю» я.

Папа качает головой:

— Кейд, тебе следует научиться некоторые мысли держать при себе.

— Пап, но это же правда. Я не хочу, чтобы Энн умирала, но и не хочу, чтобы умер кто-то другой.

Он нерешительно улыбается и ерошит Кейду волосы.

— Я знаю. Но хочешь, я что-то тебе скажу? Поскольку я отец, я — эгоист. Хочу, чтобы Энн жила долго-долго. Поэтому если кто-то должен этим летом умереть — а мне бы очень этого не хотелось, — но если такова воля Господа, тогда я буду молиться Всевышнему, чтобы это оказалась не твоя сестра. — Папа легонько обнимает Кейда за плечи. — Пойдем, сынок. — Поворачивается ко мне и знаком призывает следовать за ними.

Я не шевелюсь.

— Я могу здесь еще ненадолго остаться? — С моих уст слетел лишь шепот, но непрекращающийся ветер донес его до папиных ушей. — Пока солнце не село?

Изначально я уверена, что он не разрешит: девочке-подростку не стоит одной оставаться на пляже. Но потом он, наверное, что-то разглядел в моих глазах, потому что успокоился.

— Никуда не уходи, — предупреждает он. — Скоро прилив, не подходи слишком близко к воде. Увидимся позже.

Как только он скрывается с глаз, я направляюсь прямиком к воде. Однако не захожу далеко — только ноги намочить. В конце концов, вода почти ледяная: на побережье Орегона всегда холодно. Какое-то время я стою на одном месте, все больше погружаясь в песок всякий раз, как вода вокруг моих лодыжек отступает назад в океан. Когда ноги немеют, я отхожу на то место, куда вода не достает. Палочкой рисую на песке — крошечное сердечко, похожее на то, что папа рисовал пальцем.

Только мое больше походит на сердце моей сестры: кривое, немного неправильной формы.

Когда дело касается живописи (а для меня даже простой рисунок на песке — живопись), я стремлюсь к совершенству. Я не хочу рисовать сердце такое, как у Энн, — с дефектами. Чтобы исправить, я рисую вокруг первого сердечко побольше, но мое новое сердце такое же перекошенное.

Что со мной? Это не должно быть сложным! Может быть, мои руки тоже занемели.

Испытывая разочарование, я продолжаю в сумерках рисовать сердца вокруг предыдущих, надеясь, что следующее окажется идеальным. С каждой новой линией рисунок становится все больше, но вовсе не лучше. В конечном итоге коллекция сердец становится шириной, по крайней мере, метров в шесть и почти касается прилива. Когда я вижу, что вода скоро разрушит мою работу, я на цыпочках подхожу к самому первому кривобокому сердцу — сердцу Энн в самой середине — как будто само мое присутствие может его уберечь.

Через несколько минут бурлящая вода прилива вновь щекочет мне лодыжки и смывает сердце сердец.

— Почему бы тебе просто не оставить ее в покое? — спрашиваю я у океана. Или у Господа. У кого-то.

Океан не отвечает. Волны продолжают накатывать и отходить, лаская песок. И тем не менее, когда мои ноги синеют от холода, каждая новая волна является страшным напоминанием о том, что я уже знаю. Ущербные сердца долго не живут.

— Эй, бродяга. Мы уже хотели вызывать спасателей, — шутит мама, когда я наконец-то возвращаюсь с пляжа через заднюю дверь. Она стоит у плиты, помешивая спагетти в кастрюле. Сделав неглубокий реверанс, она интересуется: — Что скажешь о моем фартуке? Он висел в кладовке и так и просил, чтобы его надели.

Фартук похож на дандженесского краба-переростка [5] . Основная часть — это панцирь, черные глаза-бусинки смотрят маме на подбородок, колючие лапки-завязки обхватывают ее вокруг талии, а две гигантские клешни соединяются на шее, чтобы удерживать фартук на теле.

— От него… тошно, — отвечаю я.

— В данном случае это хорошо или плохо?

Я смеюсь:

— Посмотри еще раз на то, что на тебе надето, а потом сама скажешь.

— Я почти уже все приготовила, но в кладовой висит еще фартук с лобстером, если хочешь — примерь.

— Нет, мне и так хорошо.

Она подмигивает и продолжает перемешивать вермишель.

— Ты Энн не видела?

— Наверное, отдыхает наверху.

Когда я миную гостиную, Кейд с папой поглощены игрой в нарды.

— Добро пожаловать домой, — приветствует папа, пока я не дошла до лестницы цвета морской волны.

— Привет, — отвечаю я, не останавливаясь.

На площадку второго этажа выходят три двери. Слева дверь в спальню, дверь прямо ведет на чердак, дверь справа — в «девичью» комнату. Я поворачиваю ручку двери вправо и аккуратно толкаю.

Энн лежит на спине на нижней койке. В руке — ручка, она как раз что-то пишет на деревянной планке у нее в изголовье. Когда она слышит звук открываемой двери, тут же роняет ручку и делает вид, что не занималась ничем предосудительным. Но когда видит, что это всего лишь я, расслабляется и робко улыбается мне:

— Привет.

— Привет, — отвечаю я. — Ну… как дела?

— Отлично.

— Кейд уже извинился?

— За что?

Она шутит?

— Как же! За свои слова на пляже.

Она на мгновение задумывается.

— Он говорил правду. Я просто тогда не хотела ее слышать. — Энн умолкает. — Просто это так… непонятно.