Возможная жизнь - читать онлайн книгу. Автор: Себастьян Фолкс cтр.№ 63

Один из моих способов убеждения Ани в том, что ей нужна музыкальная поддержка, был таким: я позволил ей записать несколько треков без участия музыкантов. Мысленно я разделял песни на те, где она разговаривала с собой, и те, в которых обращалась к другим. Что и обеспечило мне еще одну головную боль – необходимость определить порядок их следования на пластинке. Я опробовал около тридцати вариантов. Частью этой головной боли было «согласование» – установление переходов от последней ноты каждой песни к первой ноте следующей. Однако предстояло еще и добиться, чтобы альбом стал для слушателя – скорее всего молодой женщины, но, может быть, и мужчины, – в первый раз в одиночестве ставящего пластинку на проигрыватель – логически неразрывным эмоциональным странствием.

* * *

Проведя в Лос-Анджелесе две недели, я почувствовал, что стоило бы связаться с ребятами из моей прежней группы, познакомить с ними Аню, – и позвонил Питу, сообщил, что я в городе.

– Привет, Джек. Рад тебя слышать, дружище. Может, подгребешь вечерком? Здесь Джефф. А попозже и Робби появится.

– Я думал, Джефф в пустыне живет.

– Он завязал со спидболом. Теперь чист.

– Вы все в том же доме?

– Ну да, только нынче вечером мы к Эви собираемся. Там клево. Приезжай, когда захочешь.

Ньюйоркец Пит был во множестве отношений самым уравновешенным из ребят группы. Полностью положиться на других я не мог. Слишком уж въелся в их мозги кокаин.

Было воскресенье. Проснувшись рано, – Аня еще спала – я пошел в наш «фасадный» номер, заварил чай, вернулся с ним обратно. Аня по-прежнему спала, лежа на боку, голая, – волосы рассыпались по плечам и наполовину закрыли лицо. Устав по-настоящему, она могла спать как ребенок, никакой шум ей не мешал. Я поставил чашку на столик у кровати, осторожно присел, разглядывая ее.

Вот колено, изгиб икры, тонкая лодыжка, все так неподвижно, точно она умерла. Я думал о плоти, укрытой ее кожей. А после о том лирическом повороте в «Джулии», где Аня, описывая фантастический пейзаж, переходит от «она» к «я». Я опустил ладонь на ее волосы, тихонько, лишь для того, чтобы ощутить под ними череп. И представил себе спящий мозг, где даже сейчас устанавливаются крошечные проводящие пути – связи, способные породить мысли и мелодии, которые войдут затем в чьи-то жизни.

По-моему, все люди более-менее одинаковы: каждый – чудо мысли, облеченной в плоть, однако в Ане присутствовало и что-то большее. Я прикоснулся к ее правой руке и подумал о том, как эти пальцы сжимали прутья ограды на вокзале Девилс-Лейка, как они же извлекали из струн аккорды «Крепче», вставляли монетку в телефон-автомат для Дженевив, скользили по моей ширинке, обвивали и крепко стискивали меня.

С первого дня обладание Аней было. Ну, никогда ведь не скажешь наперед, как все получится. В трудные дни моей молодости я нередко порывал с женщиной после первого же свидания. А случались еще и групповухи. Но с настоящими возлюбленными, а их у меня было до Лори всего три-четыре, секс всегда складывался по-разному. Он мог стать способом выражения жажды, втягивающей меня в чужую жизнь, а мог – просто отдыхом. С Аней все оказалось иным. В обмен на полученную ею свободу делать со мной все, что она захочет, я мог позволить себе с ней любую вольность. И, наверное, главная странность состояла в том, что никакой завершенности я ни разу не ощутил, никогда не подумал: «Ладно, сегодня мы проделали это три раза, других вариантов не осталось». И наоборот, выходя из нее, я часто говорил себе, как было бы хорошо, если б она просто притронулась ко мне вот здесь, вот так, а я смотрел бы или. Не забыть бы об этом до завтра.

Тем ранним утром Аня, пока я вглядывался в нее, повернулась на спину, все еще продолжая дышать глубоко и ровно. Машинально убрала с лица прядь волос, чуть приоткрыла губы, словно разговаривая во сне. Груди ее лежали на ребрах, немного сдвинутые силой тяжести в сторону. Ноги были раздвинуты ровно настолько, чтобы я мог увидеть расщелинку между ними. И я, в сотый раз уступив искушению, тихо поцеловал ее туда и провел языком по желобку, снизу вверх. Он, на удивление влажный, легко разошелся, дав кончику моего языка коснуться ее там. Аня, так и не открыв глаза, пару раз вздохнула, провела ладонями по моим волосам и, раздвинув ноги пошире, приподняла меня, взяв за плечи.

Какое-то время спустя я спросил, давно ли она не спит.

– Не очень. Я почувствовала, что ты глядишь на меня. Возбудилась и притворилась спящей.

– Поэтому ты и была такой.

– Готовой ко всему, как выражаются в Северной Дакоте любители подледного лова.

Всякое случалось с нами в постели. Иногда мне выпадали редкие мгновения равновесия, полного владения собой, и я мог, ничем не рискуя, заставить Аню кончить, когда того захочу; и пока ее тело натягивалось, как струна, и билось, я чувствовал, что мне открывается нечто, долго сохранявшееся в тайне, что какое-то бремя воспоминаний спадает с моих плеч. И наконец она просила меня не сдерживаться больше – так, словно сама насладилась уже достаточно. Когда же я так и делал, когда Аня ощущала, что я набухаю в ней, ее пронизывала последняя, самая сильная судорога, и мне приходилось продолжать, пока она не выбивалась из сил.

А после. Ну, Лори обычно лежала в постели до бесконечности, водя кончиком пальца по моей спине, тихо напевая мне блюзы, которые слышала в клубах Южного Чикаго, где бывала в детстве со своим дядей. Аня же либо проваливалась в сон, либо вставала, одевалась и находила себе какое-нибудь занятие.

Я рассказываю эти подробности о себе и Ане потому, что секс был для нас чем-то большим обычного совокупления – силовой подстанцией, питавшей все, что с нами происходило. Он привязывал нас друг к дружке. Он и музыка. Мы словно обращались в единое существо. Я пытался соблюдать осторожность, отыскивал признаки того, что, быть может, позволяю себе идти по опасной дорожке, но мне продолжало казаться, что Аня еще должна получить от меня очень многое.

Например, она никогда прежде не бывала в Лос-Анджелесе, и город этот ее пугал.

– Я не могу понять его по-настоящему, Фредди, – сказала она все в то же воскресное утро. – Голливуд просто дыра дырой, верно? Хороший климат и безвкусные дома. Не безвкусные даже, никакие. Прямоугольные фиговины с несколькими пальмами. Как это все устроено?

– Ты о чем?

Мы ехали по Мелроуз-авеню во взятом нами напрокат «Форде» с откидным верхом.

– Ну, возьми Нью-Йорк, – ответила она. – Там все понятно – Уолл-стрит, богачи из Верхнего Ист-Сайда, иммигранты приезжают туда, а потом разъезжаются по стране. Ты вроде как поднимаешь капот машины и видишь, как работает двигатель. А здесь люди просто слоняются без дела. Вон на холме несколько заколоченных особняков стоит. Что тут творится?

Мы доехали до Пирса Санта-Моники и уселись обедать в кафе, из которого открывался вид на океан; и я стал рассказывать Ане, как приехал в Лос-Анджелес после того, как в Англии развалилась моя первая группа. Мы побывали здесь во время нашего американского турне, и город мне понравился. Я думал тогда, что хорошо бы тут задержаться, пожить, пока я соображу, что мне делать дальше. Приехал, позвонил рекламному агенту, который помогал нам с турне, а тот сказал, что собирается сегодня на вечеринку – на Уондерлэнд-авеню в Лорел-Каньоне, – и будет неплохо, если я туда тоже подъеду. Было и правда неплохо. Настолько неплохо, что я остался в Каньоне на три года.