— И что, многих так поймали?
— Я статистику не веду. По людям, которых я знаю, многих.
Рамдан что-то сообразил. Губы его снова растянулись в кривой ухмылке.
— Хорошо, вашим боссам все равно. Но вам-то нет?
Кудинов хотел что-то вставить, но я его остановил. Хороший переговорщик еще не закончил.
— Это ты правильно заметил. Но мы распоряжаемся не деньгами налогоплательщиков, а своими собственными. Это совсем другие суммы.
Рамдан даже скрипнул зубами. Он-то нацелен на миллионы.
— Не надо мне заливать! Хорошо — миллион за двоих. Это моя последняя цена, другая даже не обсуждается.
— Как скажешь, — пожал плечами Лешка. — Хочешь миллион — проси миллион. Но тогда тебе с нашей конторой иметь дело. Мы-то здесь при чем?
— Вы должны сказать, к кому конкретно обратиться. Я не хочу связываться с бюрократами. Вы даете мне номер телефона, я звоню, и в течение суток деньги должны быть у меня. Больше суток я вас держать не буду. Вас начнут искать — это слишком рискованно.
— Есть такой телефон, — уверенно сказал Кудинов.
Я даже посмотрел на него: что, тот живой автоответчик резидентуры?
— Но ты с самого начала назначай срок в двенадцать часов, — посоветовал Лешка. — Тогда будет шанс, что в сутки они уложатся.
Рамдан приободрился. Что Кудинов задумал? У него действительно есть план или он просто голову морочит?
— Ты уверен, что было правильно тот телефон давать? — спросил я Лешку, когда наш похититель ушел. — Нас же даже просили тот номер стереть?
— Ничего, поменяют потом, — буркнул мой друг. — Людей менять труднее.
4
Нас с Лешкой снова покормили. Рацион не для гурманов: по открытой банке кукурузы с одноразовой чайной ложкой в каждой и полбуханки нарезанного ржаного хлеба на двоих. И пива на этот раз не дали — то ли кончилось, то ли Рамдан решил, что не стоит похищенных баловать. «Нечего в жопе сласть разводить», — сказал бы Некрасов.
Еду нам принес Мустафа. Смотрел он в пол.
— Это не моя была идея, — сказал он еще от двери.
— Надеюсь, — отозвался я. — Ты всегда казался мне неглупым парнем.
— Я пытался убедить брата — ну, когда меня выследили там, в парке, — что мы с вами больше заработаем. Ну, в конечном счете. Пустой номер.
— Он понимает, что вас все равно найдут? — вступил в разговор Кудинов. — Если с нами все будет в порядке, это одна история. А если нет, то без вариантов. Вас найдут где угодно: в Афганистане, в Судане, в Йемене…
Мустафа ухмыльнулся. С этим он мог поспорить.
— Нас вон сколько лет ищут. Что-то пока не нашли.
— Это ты про алжирские спецслужбы? Сравнил тоже.
Кукуруза оказалась сладкой, много не съешь. Разве что для подкрепления сил — они, скорее всего, понадобятся. Лешка вон тоже губу кривит, но запихивает в себя полезнейшие углеводы, витамины, минералы — что там еще есть в кукурузе?
— Ну, теперь уже ничего не поправишь, — вздохнул Мустафа.
И снова спрятал глаза. Плохой признак.
Дверь снова открылась. Рамдан. Рявкнул на брата — видно, не понравилось ему, что Мустафа задержался и треплется здесь с заключенными. Тот огрызнулся в ответ, но жиденько, визгливо, как шавочка на полкана. И вышел.
— Я не понял, — сказал Рамдан. — Там автоответчик был.
— Там автоответчик, который круглосуточно слушает живой человек, — пояснил Кудинов. — Ты все правильно сказал?
Рамдан даже рассмеялся в голос:
— Ты за дурака меня держишь? Думаешь, я сам звонил? Мой человек это сделал, из автомата в Лондоне.
Похоже, мы с Ашрафом оба ошибались. Египтянин считал, что у Рамдана после Чечни начались психические отклонения. А я еще совсем недавно решил, что ему надо помогать думать. Нет, варит у него котелок.
— Он, главное, пароль сказал? — уточнил Лешка. — Этот твой человек?
— Да-да, не волнуйся. Для Фишермана.
Это такая условная фраза для того номера — для рыболова или Фишермана, понимай как знаешь. Лешка сказал, что ее надо произнести, чтобы сообщение передали нужному человеку. На самом деле она означает, что ситуация критическая.
— Так что дальше? — спросил Рамдан.
— Перезвоните через час. Часа им хватит, чтобы посовещаться.
— Только пусть лучше на том конце провода будет живой человек, — угрожающе произнес Рамдан. — И, хоть автоответчик, хоть не автоответчик, счет времени пошел.
— Не нравится мне их настроение, — сказал Лешка, когда мы снова остались одни. — Твой парень ни разу в глаза тебе не посмотрел.
Я кивнул: тоже это заметил.
— Звони давай, — сказал Кудинов.
А он ведь не из пугливых. Интуиция ему так подсказывает, что нельзя времени терять. Но моя интуиция этому противится. Не могу объяснить, но что-то меня удерживает.
— А ты слышал, как они к нашей двери подходили? Сначала один, потом другой?
— Нет, не слышал, — согласился Лешка.
— Может, кто-то сейчас под дверью стоит и ждет, когда мы свою последнюю надежду достанем. — Мы, повторяю, хотя говорили и по-английски, но чуть слышно, больше губами. — Давай лучше вот что попробуем.
Я осторожно, чтобы не звякнули наручники, встал. Потом так же бесшумно провел кольцом наручников, застегнутом по проушине, чтобы максимально приблизиться к верстаку. Хорошо, напильник от нас спрятали, но там же еще куча обрезков валяется. Вытянул до конца правую, прикованную руку, сделал шаг и теперь вытягиваю левую. Вот он, край верстака. Они всегда, как я помнил еще со школы, с уроков труда, слегка липкие, эти верстаки, будто графитом намазаны. Еще чуть-чуть. И еще. Если бы я тянулся не руками, а ногами, я бы сейчас сел в шпагат. Теперь рывок — черт с ним, с запястьем. И вот пальцы мои коснулись алюминиевого обрезка и притянули к себе. Обрезок с ладонь, в замок наручников его не засунешь, но какое же это замечательное продолжение руки.
Орудуя им, я подтянул поближе витую стальную стружку.
— Дай мне, — нетерпеливо прошептал внимательно наблюдавший за моей акробатикой Кудинов. Он уверен, что все делает лучше других.
— Сейчас. Дай я сам сначала попробую.
Я принял первоначальное положение «сидя на полу» и осторожно ввел острый конец стружки в скважину замка. Испытать ловкость собственных рук мне не удалось — кончик скрючился и тут же обломился.
— Дай сюда, говорю тебе! — уже рассерженно прошептал Лешка.
Я поспешил протянуть стружку, пока его не хватил удар. Последовала минута злобного ворчания:
— Не умеешь — не берись. Конечно, тонкий конец сломал — руки-крюки, и теперь уже не лезет. А с другой стороны? Ну давай же! Так, теперь аккуратно. Не сломаешься? А если так?