В том же начале марта 1940 г. войска 8-й и 15-й армий перешли в наступление в направлениях на Лоймола и Сортавала, однако сумели лишь оттеснить противника на несколько километров. И только 52-я стрелковая дивизия 14-й армии, возобновившая в те дни наступление на Рованиеми и практически не встречавшая сопротивления противника, продвинулась к 7 марта в глубь Финляндии на 150 км и овладела Наутси.
Потеря укреплений на Карельском перешейке и общее истощение людских и материальных ресурсов маленькой Финляндии вынудили финнов согласиться на советские условия мира, и 13 марта 1940 г. боевые действия закончились.
Уровень выучки советских командиров, штабов и войск, участвовавших в финской кампании, достаточно подробно освещают опубликованные документы Наркомата обороны, Ставки Главного Военного совета и фронтового и армейского командования2, материалы совещания комначсостава Красной Армии при ЦК ВКП(б) 14–17 апреля 1940 г., доклад штаба 8-й армии начальнику Генерального штаба о выводах из опыта боев, доклады начальника артиллерии Красной Армии командарма 2-го ранга Н.Н. Воронова (от 1 апреля 1940 г.) и наркома обороны К.Е. Ворошилова (недатированный) об итогах финской кампании, а также подведший эти же итоги приказ нового наркома обороны Маршала Советского Союза С.К. Тимошенко № 120 от 16 мая 1940 г. Материал для анализа дают также факты, выявленные П.А. Аптекарем (большая часть которых была введена в научный оборот Б.В. Соколовым)3.
1. КОМАНДИРЫ И ШТАБЫ
А. Общевойсковые, пехотные и танковые
Оперативно-тактическое мышление. Нельзя не отметить, что высшее советское командование вполне прониклось отвечающим характеру современной войны «маневренным мышлением». И нарком К.Е. Ворошилов, и начальник Генерального штаба Красной Армии командарм 1-го ранга Б.М. Шапошников, и непосредственно руководивший в первые дни военными действиями против Финляндии командующий войсками Ленинградского военного округа (ЛВО) командарм 2-го ранга К.А. Мерецков с самого начала требовали не оттеснять противника малоэффективными лобовыми ударами, а обходить его (прибегая для этого к маневру силами), вклиниваться в промежутки между его группировками и выходить ему в тыл – отнюдь не задерживаясь при этом из-за отдельных очагов сопротивления, которые достаточно лишь блокировать частью сил4. Действовать во фланг и тыл, окружать и уничтожать («а не выдавливать и отгонять») противника требовали и последовательно командовавшие 9-й армией комкоры М.П. Духанов и В.И. Чуйков; идею окружения противостоящей группировки противника заложил в свой план февральского наступления и командующий 13-й армией командарм 2-го ранга В.Д. Грендаль5.
Обходные маневры уже в декабре 1939-го пыталась осуществлять и часть командиров соединений и частей: в 7-й армии – командиры 168-го и 245-го стрелковых полков (из состава соответственно 24-й и 123-й стрелковых дивизий); в 8-й – комдив-56 (или командир его 37-го стрелкового полка), комдив-139, комдив-155, командиры 118-го и 337-го горнострелковых полков 54-й дивизии; в 9-й – комдив-44. Если верить заявлению комдива-122 на апрельском совещании при ЦК ВКП(б), «как правило», «в лоб никогда не била» и 122-я дивизия 9-й армии;6 развивать действия на флангах финнов требовал и командир 47-го стрелкового корпуса той же армии комдив И.Ф. Дашичев…
В то же время приказ командующего Северо-Западным фронтом командарма 1-го ранга С.К. Тимошенко об итогах первых дней февральского наступления на Карельском перешейке отметил полное отсутствие обходных и фланговых маневров. Правда, в феврале у командиров дивизий и полков зачастую «не было никакой возможности для маневров из-за глубокого снега [снежный покров вне дорог был уже значительно толще, чем в декабре. – А.С.], болот и обширных минных полей»7. Но часть командиров соединений «маневренным мышлением» действительно не отличалась. Так, только в лоб атаковала в декабре 1939-го 163-я стрелковая дивизия 9-й армии, хотя глубина снежного покрова отнюдь не препятствовала потом ее частям отходить колоннами по льду озера Кьянтаярви… Командир 1-го стрелкового корпуса 8-й армии 9 декабря прямо приказал своей 139-й дивизии атаковать финские позиции под Толваярви с фронта, а не развивать успех отряда, уже обошедшего эти позиции с фланга…
И, наконец, не подлежит никакому сомнению отсутствие «маневренного мышления» у основной массы младшего и среднего и значительной части старшего комсостава. Прямых свидетельств тому в нашем распоряжении немного; так, известно, что штабы батальонов и полков 155-й стрелковой дивизии в декабре 1939-го «под разными предлогами уклонялись от применения фланговых и обходных маневров»8 (хотя действия обходных отрядов, созданных в 436-м и 659-м стрелковых полках по распоряжению комдива-155, показали, что такие маневры в тех условиях были вполне осуществимы), что исключительно лобовыми ударами пытались тогда же решить поставленную задачу командир 3-го батальона 305-го стрелкового полка 44-й стрелковой дивизии и сам комполка-305, что средние командиры 17-го отдельного лыжного батальона 9-й армии в январе 1940-го, «узнав смутно, где противник, лезли ему в лоб»9. Но известно и то, что младший, средний и часть старшего комсостава Красной Армии, участвовавшего в финской кампании, отличалась безынициативностью и неумением принять решение в боевой обстановке – качествами, никак не сочетающимися с «маневренным мышлением»! «Большинство краскомов – на один шаблон, – отмечал беседовавший с попавшими в финский плен советскими командирами белоэмигрант, офицер русской армии А. Маевский. – […] Какие-то автоматы, а не люди, с вечной боязнью всякой ответственности, с ограниченным казенными рамками мышлением, с каким-то дико-схоластическим пониманием своей службы»10. Могут указать, что здесь произошел своего рода естественный отбор, что больше всего шансов угодить в плен и должно было быть у тех, кто не умел думать и принимать адекватные обстановке решения. Однако аналитические материалы советского происхождения подтверждают, что это была именно общая для Красной Армии картина. Так, безынициативность младших и средних командиров констатировал и начальник штаба 1-го стрелкового корпуса (того самого, к которому принадлежали боявшиеся обходов батальонные штабисты 155-й дивизии) майор С.П. Иванов. «Большие трудности в бою встречаются у командиров из-за плохого знания ими наших военных законов-уставов и плохого знания военной истории», – писал об участвовавшем в финской войне среднем и старшем комсоставе пехоты и артиллерии начальник артиллерии Красной Армии Н.Н. Воронов11. Поскольку знание уставов и военной истории как раз и дает командиру базу для принятия отвечающих обстановке решений, перед нами фактически указание на неумение принимать адекватные решения. На то, что этим пороком отличался и младший комсостав пехоты, Воронов указал еще определеннее: «Редко можно услышать команды и приказания младшего командира в бою. Младший командир, попав в такую тяжелую зимнюю обстановку, быстро тушуется и теряется среди своих подчиненных […]»12. О том, что младшему командиру пехоты нельзя ставить задачи, требующие умения принимать решения и проявлять инициативу, говорил уже на апрельском совещании при ЦК ВКП(б) и командующий 14-й армией комкор В.А. Фролов…