Шпион на миллиард долларов. История самой дерзкой операции американских спецслужб в Советском Союзе - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Хоффман cтр.№ 84

СТОМБАУХ. “Я американский дипломат. Я хочу связаться с посольством. Немедленно”.

КРАСИЛЬНИКОВ. “Вы не дипломат, вы шпион”.

СТОМБАУХ. “Я дипломат”.

КРАСИЛЬНИКОВ. “Вы шпион!”

Через руку Стомбауха была переброшена его спортивная куртка. Он размял затекшие плечи: первый час после задержания руки у него были связаны за спиной. Сотрудники КГБ включили видеокамеру. Красильников открыл по очереди сумки и начал тщательно изучать их содержимое. Когда он открыл вторую посылку, присутствующие уставились на пухлый пластиковый пакет с рублями. Держа его в руках, Красильников произнес: “Огромная пачка купюр, пятидесятирублевых”. Он задал Стомбауху вопрос насчет пластикового фотоаппарата Tropel, но тот отказался отвечать. Затем Красильников взял оперативную записку и зачитал вслух первые две строчки, в которых агента благодарили за ценную информацию, переданную на прошлой встрече. Оставшуюся часть письма Красильников читал про себя, кроме последних строчек о нежелании ЦРУ выдать агенту курс английского языка, это предложение он прочел вслух. Красильников также извлек рукописные заметки Толкачева с разведданными — те самые странно пронумерованные страницы, которые он отдал ЦРУ в январе. ЦРУ возвращало их Толкачеву по его просьбе. Красильников заметил, что это “чрезвычайно интересно” {386}.

Советское министерство иностранных дел уведомило посольство США, что КГБ задержал американца. Когда дежурный сотрудник посольства приехал на Лубянку, чтобы забрать Стомбауха, разгорелся ожесточенный спор. Красильников настаивал, что Стомбаух — шпион, а дежурный дипломат требовал, чтобы им разрешили уйти. Красильников сообщил сотруднику посольства, что Стомбаух задержан “в процессе встречи с советским гражданином, предположительно с целью шпионажа” и что “советский гражданин, о котором идет речь, арестован”.

Устраивая засаду, КГБ попыталось использовать загримированного под Толкачева статиста, у которого в левой руке был опознавательный сигнал — книга в белой обложке. Форточку в квартире Толкачева также открыли сотрудники КГБ, и они же припарковали неподалеку его машину как дополнительную приманку. Стомбаух заметил машину, но не увидел липового Толкачева. Он считал, что за ним нет слежки, а КГБ поджидал его на месте встречи.

В штаб-квартиру ЦРУ ушла срочная телеграмма с сообщением об аресте Стомбауха. После того как его выпустили, резидентура отправила более обстоятельную телеграмму с описанием засады. Стомбауха отпустили после полуночи по московскому времени, объявили персоной нон грата и немедленно выслали из страны {387}.

Зловещее значение всего этого было очевидно для всех, кто знал о самом ценном источнике московской резидентуры. В КГБ были точные данные о времени и месте встречи агента и оперативника. Это значило, что операции пришел конец. Толкачев был в руках КГБ.

В тот же день Олдрич Эймс пришел в бар “Чедвик” в Джорджтаунском парке в Вашингтоне. Перед этим в своем кабинете в ЦРУ Эймс упаковал подборку секретных сообщений и беспрепятственно вынес их из штаб-квартиры. Он принес телеграммы и другие документы в пластиковом пакете в бар, где встретился с сотрудником советского посольства Сергеем Чувахиным и отдал ему все материалы. Это была колоссальная утечка, и это было началом его долгого предательства. КГБ уже задержал Толкачева, и если у них и оставались какие-то сомнения, то материалы Эймса их окончательно развеяли {388}.

Тем вечером Гербер был у себя дома на Коннектикут-авеню в Вашингтоне. Его жена Розали готовила ужин. Они ждали в гости Джеймса Олсона, который работал с ними в московской резидентуре. Олсон был первым из оперативников, кто спускался в люк, где потом установили прослушку, он встречался в Москве с Шеймовым и разрабатывал вместе с Ролфом эвакуацию агента “Утопия”. После обеда Гербер и Олсон должны были поучаствовать в учениях на улицах Вашингтона. Там новое поколение оперативников проходило подготовку по обнаружению, отрыву и уходу от слежки. Герберу предстояло сыграть роль шпиона, а задачей молодых курсантов было выйти на него, ускользая или убегая от наблюдения, которое обеспечивало ФБР. Был теплый летний вечер, а практические занятия предполагали несколько часов на улице — так новичков обучали строго выверенным приемам, которые Гербер за долгую службу отточил в совершенстве. Олсон приехал к Герберу мрачнее тучи. Первое, что он сказал: “Ужасные новости”. ЦРУ только что получило сообщение от московской резидентуры об аресте Стомбауха.

Гербер мгновенно понял, что это значит: они потеряли Толкачева. Неустанной заботой Гербера было благополучие его страны и благополучие агентов, рискующих ради нее жизнью. Он был ревностным католиком и часто на мессе ставил свечки и молился за тех, кто погиб при исполнении заданий. Но за долгую службу в разведке он выработал себе правило: неудачи не должны останавливать. Он сравнивал свою работу с трудом хирурга или онколога. Он предпринимал все, что было в его силах, чтобы спасти пациента, но если и когда пациент погибал, он брался за спасение следующего. Гербер считал, что следует исполнять должное, даже когда на твоих плечах груз потери. Он не привык растравливать себя мыслями о том, что он должен был сделать что-то иначе. Он знал, что утром возникнет множество самых разных вопросов по поводу Толкачева. А сейчас им с Олсоном надо было отправляться на улицу, чтобы обучать новое поколение оперативников ЦРУ работе с агентами {389}.