Он лежит рядом, уставший, вымотанный, выжатый не столько заранее оплаченным сексом, сколько одинокой старостью и долгой бессмысленной жизнью, лежит и мнет ее грудь – скорее по привычке, чем от возбуждения, – и говорит, говорит… если вслушаться, она почти все поймет, но ей платят не за это. И потому она молча и устало глядит через плечо старика на панорамное окно, за ним – мечтой из далекой юности – светятся огни волшебного города, вспыхивают неоновые рекламы… чудесные, манящие, обещающие немыслимую удачу, невиданное шоу, взлетающие ввысь ноги танцовщиц, вожделение без конца и края, утоление страстей, надежду на счастье, на вечную жизнь в искусственном раю.
21
1997 год
Шесть дней в марте
В детстве Лорен любила смотреть, как взлетают самолеты. Гигантские металлические птицы отрывались от земли и спустя минуту превращались в сверкающую точку в голубом небе. Над аэропортами ее детства всегда расстилалась нежнейшая синева, серебряные блестки лайнеров вспыхивали в ней волшебным прощальным приветом, унося пассажиров в чудесные дальние страны, к новой неведомой жизни, по ту сторону скучной школьной рутины. Ожидание в аэропорту Лорен любила больше самих полетов – пока не объявлена посадка, можно воображать, что на этот раз она в самом деле полетит в волшебную страну, в питерпэновский Неверленд, в аляповато раскрашенный Оз. Но вот голос диктора объявляет рейс, место назначения названо, сказка закончилась.
Позже, уже подростком, Лорен поняла, что большинство американских девочек считали бы ее жизнь удивительной и полной приключений: ей довелось пожить в Европе, в Катаре, в Японии и вот теперь – в Южной Корее. Но школа – всегда школа, а школа на военной базе – школа вдвойне; даже в маленьком городке больше шансов спрятаться, чем в Сигонелле, Мисаве или Осане – все знают твоих родителей, все знают тебя, все знают, когда ты должна быть в школе, а когда – делать уроки. И, конечно, у военных всегда первым делом – дисциплина.
Когда мама брала Лорен в город, девочка как зачарованная смотрела сквозь затененные стекла машины на своих смуглокожих, черноволосых сверстниц, играющих на улице в неведомые Лорен игры. Девочки казались неуловимо прекрасными, свободными и недоступными, как принцессы.
Разумеется, Лорен с мамой много летали: с одной базы на другую, на каникулы к бабушкам и дедушкам, а последние два года – в Бостон, где учился Артур. Полеты стали рутиной, и мало-помалу Лорен перестала следить за самолетами: в аэропорту садилась в кресло и утыкалась в книжку, не имевшую отношения к реальности и потому не сулившую разочарований. Она навсегда запомнила: тем сентябрьским днем она читала «Унесенных ветром». Мама не была уверена, что эта книга хороша для пятнадцатилетней девочки, но отобрать бабушкин подарок на день рождения все-таки не решилась. На обложке мужчина с дурацкими усиками держал на руках черноволосую красавицу в алом платье; потом выяснилось, что это афиша знаменитого фильма, но тем утром, когда они с мамой поехали встречать отца, Лорен еще ничего не знала ни о Кларке Гейбле, ни о Вивьен Ли.
Самолет из Нью-Йорка прилетал в шесть утра, и за пять лет – до самой маминой смерти – Лорен так ни разу и не заставила себя спросить, зачем та взяла ее с собой в такую рань, – еще девочкой Лорен приучилась не задавать лишних вопросов. От базы до Сеульского аэропорта был час езды, в машине Лорен спала, и редкие рекламные щиты, подсвеченные галогеновыми лампами, проносились за окном, бросая отсвет на лицо: припухлые губы, светлая челка, длинные ресницы то и дело вздрагивают во сне.
В аэропорту мама велела «сидеть здесь», а сама ушла – не то в туалет, не то по каким-то делам. Лорен открыла книжку, там было все то же: Юг проигрывал войну, янки осаждали Атланту, а Скарлетт О’Хара в очередной раз собралась подумать завтра о тех вещах, мысли о которых не следовало бы откладывать. Лорен не сразу заметила, как рядом сел заспанный мальчик лет двенадцати, в круглых очках и майке с Суперменом.
– Привет, – сказал он.
– Привет, – буркнула Лорен.
– Интересная книжка?
– Да, – и отвернулась, чтобы прекратить расспросы.
– Меня зовут Ричард Мейуард, – сообщил мальчик, – но, если мы будем друзьями, можешь звать меня Дик.
– Ричард, – сказала Лорен, – мы не будем друзьями. Я читаю, а ты мне мешаешь.
Дик вздохнул и поднялся.
– Пойду куплю колу, – сказал он, – тебе взять?
Лорен покачала головой и снова уткнулась в книгу. Пришла мама и села рядом, развернула The Christian Science Monitor. До прибытия самолета оставалось еще десять минут.
Вернулся надоедливый мальчишка со своей колой, мама дочитала газету, посмотрела на часы и сказала:
– Что-то он запаздывает… – Потом отошла посмотреть табло и вернулась раздраженная. – Даже неизвестно, насколько. У этих гражданских всегда бардак.
– А вы с военной базы? – спросил мальчик.
– А ты откуда? – спросила мама.
– Из города, – Дик махнул рукой. – Мы с папой встречаем маму. Она летит из Нью-Йорка.
– Значит, она тоже задерживается, – мама взяла инициативу в свои руки, и Лорен могла читать спокойно.
Через десять минут прилетел самолет из Анкориджа, и, не отрываясь от книги, Лорен слышала разноязыкие приветственные возгласы, поцелуи и скрип чемоданных колесиков. Постепенно радостный гомон удалялся, ему на смену приходил тревожный шепот, взволнованные голоса, раздраженные выкрики: люди толпились у стойки «Корейских авиалиний», мама тоже то и дело отходила и, недовольная, возвращалась ни с чем. Все это время маленький Ричард сидел рядом: он уже допил свою колу и пытался читать через плечо. Лорен не обращала на него внимания, как и на все, происходящее вокруг.
– Ни черта не знают, – сказала мама. – Пойду позвоню на базу, может, там…
Лорен еще удивилась – откуда на базе могут знать, почему опаздывает гражданский самолет, – но только кивнула.
– Наш самолет опаздывает, – сказал мальчик. – Какие-то непредвиденные трудности, но топлива еще на три часа.
Лорен посмотрела на него изумленно.
– Только что объявили, – пояснил мальчик. – Вот, сейчас и по-английски то же самое.
– Ты знаешь корейский? – удивилась Лорен.
– Немножко, – кивнул Ричард, – учу в школе. Сложный язык, совсем на английский не похож.
Вернулась мама: полчаса назад по каналу ABC передали то же сообщение, больше на базе ничего не знают.
– По телику? – удивилась Лорен. – А он так сильно опаздывает?
– Ты что, ничего не слышишь? – Мать с раздражением вырвала у Лорен книгу. – Уже на час с лишним. Неизвестно даже, где он.
Лорен подняла глаза: кожа туго обтягивала мамины скулы, узкие губы побелели, глаза широко раскрыты. В животе у Лорен что-то екнуло, хлопчатая майка сразу намокла, стало трудно дышать. Она хотела протянуть руку за книгой, но не смогла.