Повседневная жизнь в Северной Корее - читать онлайн книгу. Автор: Барбара Демик cтр.№ 23

Стыдливость — отличительная черта корейского национального характера. Глядя на сеульских школьниц в коротеньких клетчатых юбочках, легко забыть, что каких-то сто лет назад одежда уважающей себя кореянки полностью скрывала тело — вполне в стиле «Талибана». Британская путешественница Изабелла Бишоп писала, что в 1897 году в деревне к северу от Пхеньяна женщины носили некое подобие чадры («невообразимое» куполообразное одеяние, в длину достигавшее двух метров, а в ширину — полутора и покрывавшее фигуру с головы до пят), а также «ужасающие шляпы, похожие на плетеные сторожевые будки». Представительницы высших и средних слоев общества вообще не покидали семейную обитель, за исключением особых случаев, когда на улицах не было мужчин. Бишоп немало поездила по миру, в том числе и по мусульманским странам, но кореянки показались ей «куда большими затворницами, чем женщины других народов».

«Плетеных сторожевых будок» давно уже нет, но взгляды людей за сто лет мало изменились. Придя к власти, Ким Ир Сен соединил традиционный корейский уклад с принятым у коммунистов замалчиванием всего, что относится к интимным отношениям. Закрылись не только бордели, но и двусмысленные по своему назначению дома кисэн, где женщины развлекали состоятельных мужчин. Тех, кто имел какое-то отношение к порнографии, казнили. Несмотря на вольности, которые позволяли себе Ким Ир Сен и Ким Чен Ир (сын великого вождя немало погулял в молодости), за внебрачные связи партийные работники лишались должностей.

Кроме того, Ким Ир Сен осуждал ранние браки: указ, вышедший в 1971 году, предписывал мужчинам жениться в 30 лет, а женщинам выходить замуж в 28. В газетах писали: «Родина верит в то, что молодежь поддержит прекрасный обычай вступать в брак, лишь немало потрудившись во благо страны и народа». На самом деле обычай диктовал совсем другое: в Корее в старые времена женщины выходили замуж к четырнадцати годам. Новая традиция была нужна КНДР для снижения рождаемости. К тому же солдатам срочной службы теперь не приходилось сомневаться в том, что девушки их дождутся, и это укрепляло нравственное здоровье армии. Хотя запрет на ранние браки отменили в 1990 году, в Северной Корее до сих пор косо смотрят на молодые пары, даже если отношения подростков вполне невинны.

Общественная мораль КНДР предписывала женщинам носить «традиционную прическу в соответствии с социалистическим образом жизни и вкусом эпохи». Кореянки среднего возраста должны были коротко стричься и делать химическую завивку. Незамужние женщины могли позволить себе длинные волосы, собранные сзади или заплетенные в косы. Запрещалось носить юбки выше колена и блузки без рукавов. Интересно, что такого рода предписания, касающиеся одежды и причесок, существовали и в Южной Корее в 1970-е годы, во времена военной диктатуры Пак Чон Хи. Сегодня между двумя частями некогда единой страны можно наблюдать такие резкие различия в одежде и в отношениях полов, что кажется, будто, пока Юг стремительно менялся, на Севере время остановилось. Несколько лет назад я побывала в регионе КНДР, который часто посещают южные корейцы, и стала свидетелем такой сцены: швейцар в гостинице едва не потерял сознание при виде молодой южанки в джинсах с заниженной талией и топике, открывающем живот. Многим беженцам из КНДР самым удивительным в Южной Корее показалось то, что пары целуются на улице.

Чон Сану и Ми Ран повезло: они стали встречаться уже после того, как начались перебои в электроснабжении. По вечерам Северная Корея погружается в такую непроглядную тьму, какую люди из электрифицированных стран вряд ли смогут себе представить: не горят фонари, не мелькают фары, из-под дверей и из окон не пробивается свет. Только разглядев тлеющий кончик зажженной сигареты, можно понять, что навстречу тебе кто-то идет.

После ужина Чон Сан всегда находил предлог, чтобы выйти из дома. Ему уже исполнилось двадцать лет, он учился в университете и был на голову выше своего отца, но все равно очень его боялся.

«Пойду навещу друга», — бросал Чон Сан, называя при этом кого-нибудь из своих школьных приятелей. Он обещал вернуться к девяти вечера (прекрасно понимая, что на самом деле вернется к полуночи) и поспешно удалялся, прежде чем отец успевал задать какой-нибудь вопрос.

До дома Ми Ран было около получаса ходьбы. Чон Сан торопился, хотя и знал, что ему придется ждать, пока Ми Ран поможет матери убрать со стола. Его приятель по секции бокса переехал, и повода болтаться в этом районе больше не было. Чон Сан просто стоял — так тихо, что мог слышать собственное сердцебиение.

К этому времени все заведения, куда парень с девушкой могли бы пойти вместе, уже закрылись. В кенсонском доме культуры перестали показывать кино из-за отсутствия электричества. Закрылись немногочисленные рестораны. Продолжал работать Молодежный парк, где можно было покататься на старых аттракционах или взять лодку и поплавать по озеру. Но находился он в центре Чхонджина, недалеко от порта, а, чтобы попасть в город, жителям пригородов требовалось особое разрешение. В парк возле ближайшей железнодорожной станции влюбленные не ходили, потому что боялись встретить кого-нибудь из знакомых.

Лучше всего в создавшейся ситуации было просто гулять. Через поселок проходила всего одна дорога, ведущая в горы. Ми Ран с Чон Саном шли быстро, хотя и не слишком быстро, чтобы не казалось, будто они от кого-то убегают. Влюбленные молча проходили мимо портретов улыбающегося вождя и надписей вроде «Партия решает — мы выполняем!» или «Отдадим жизнь за Ким Ир Сена!». Там, где дорога ныряла под широкую арку, разрисованную синими цветами, стоял большой щит с изображением солдат под сенью штыков. Когда заканчивались лозунги, кончался и город. Молодые люди с облегчением углублялись во тьму. Глаза привыкали к отсутствию света, и ландшафт становился вполне различимым. Вдоль дороги росли большие деревья, которые клонились друг к другу, как бы образуя свод. Ясными ночами сквозь ветви просвечивали звезды. Чуть дальше дорога начинала подниматься в гору: с одной стороны открывалась долина, а с другой — крутые холмы. На каменистых склонах виднелись сосновые рощи и свешивающиеся со скал дикорастущие лиловые цветы.

Влюбленные пересекали ручей с песчаными берегами, поворачивали налево, и тогда им открывался вид на курорт Онпхо: тамошние термальные воды, температура которых достигает 55 °C, по рассказам, излечивали самые разные недуги — от нарушения пищеварения до бесплодия. Дальше по дороге, за контрольно-пропускными пунктами, располагалась одна из тридцати загородных резиденций Ким Ир Сена. Путь к вилле преграждал кордон. Неподалеку виднелся оздоровительный комплекс для партийного руководства, куда тоже не пускали простых людей. А общедоступные корпуса в большинстве своем не работали из-за кризиса. Курорт был основан в 1946 году, о чем свидетельствовало настенное панно, изображавшее Ким Ир Сена в окружении докторов. Судя по всему, с тех пор павильоны не ремонтировались. Вечером заросшая территория казалась настоящими джунглями. Но молодую пару не особенно занимали пейзажи. Влюбленные так радовались возможности быть вместе, что не обращали внимания даже на боль в уставших от долгой ходьбы ногах.

Парень с девушкой просто гуляли и увлеченно разговаривали, забывая обо всем. Когда они оказывались рядом, Чон Сан начисто терял смелость, столь присущую его письмам. Он держался с Ми Ран очень вежливо и уважительно, а взять ее за руку впервые осмелился только после трех лет свиданий. Он очаровывал ее своими рассказами. Говорил о друзьях по общежитию, о том, как их всех собирали в отряды и заставляли, чеканя шаг, маршировать во двор на перекличку. Особенно интересными были рассказы о столице: Ми Ран ездила в Пхеньян только один раз, с экскурсией, когда еще училась в начальной школе, и он казался ей олицетворением современности. Как утверждала пропаганда, именно там можно было увидеть новейшие достижения архитектуры и техники. Чон Сан рассказывал девушке о двух башнях отеля «Коре» с вращающимися ресторанами на крыше. Внутрь гостиницы Чон Сан никогда не заходил — только смотрел на нее издалека, как и на строящуюся пирамиду в 105 этажей, которая должна была стать самым высоким небоскребом в Азии. Еще молодой человек описывал Ми Ран столичное метро, глубина которого местами достигает ста метров, а станции украшены роскошными люстрами и позолоченными мозаичными изображениями Ким Ир Сена.