Шорох. Едва слышный шорох за входной дверью.
Гюнтер быстро оценил шансы прорваться с боем в свой номер и бежать потом прочь с деньгами как исчезающе малые. Так же бесшумно, как и пришел, он вылез в окно и спустился по водосточной трубе. Нашарив в траве плащ, растворился во влажной, пронизанной соленым холодным ветром приморской ночи.
Удача наконец повернулась к Гюнтеру Штайгеру лицом: поезд до Штутгарта, идущий через Кельн, уходил через пятнадцать минут, и оставались еще места в эконом-классе. Он вошел в вагон и сразу направился в туалет; здесь он умылся холодной водой, пытаясь унять биение сердца.
– Это путешествие может стать для тебя последним, – сказал он, глядя в зеркало на свое бледное отражение.
Хельгу и Клауса убили не Темные. Иным ни к чему отнимать жизни у случайных людей, да еще таким варварским способом. Кто же мог сделать это? Грабители? Брось, что молодые люди могли вывезти из ГДР? Немного денег и какое-нибудь столовое серебро. Их не просто убили, их допрашивали, а Клауса пытали перед смертью. Штази? Вряд ли… ребята слишком молоды, откуда им знать что-то такое, из-за чего секретная служба Восточной Германии разделалась бы с ними таким жестоким образом. Ребятишки им были не нужны. Те, кто убил Клауса и Хельгу, приходили за ним.
Гюнтер резко выпрямился, прижимая полотенце к мокрому лицу.
Он проверил паспорт и оружие – на месте, пересчитал деньги – после покупки билета осталось только восемьдесят пять марок.
«Как они выследили меня? Ведь я был так осторожен с момента приезда в город».
Подумай еще раз.
«Темный мальчуган в приграничном Лауэнбурге. Лопоухий Ганс. Он, конечно же, запомнил тебя и сообщил кому следует. Что потом? Сопоставить твой внешний вид и место, откуда ты прибыл в городок, не сложно. Еще проще побеседовать с офицером на пограничном контроле и установить твое имя и приметы».
– Проклятье!
Поезд застучал колесами, набирая ход; в маленькое окошко под потолком потек холодный воздух. Гюнтер вышел из туалета, плюхнулся в обитое кожей кресло и накрыл лицо газетой.
«Пусть все думают, что я сплю, – хотя как тут уснешь? Прокололся как мальчишка. Но справедливости ради – откуда же я мог знать, что вызову здесь у кого-то такой горячий интерес? Они проследили тебя до Гамбурга и уже на следующий день нашли твой отель: ведь ты записался у фрау Хильфигер под именем и фамилией, что у тебя в документах, хотя старушка и не думала спрашивать паспорт. Несчастные Клаус и Хельга по случайности поселились напротив – и их приняли за твоих сообщников: они тоже прибыли из Восточного Берлина. Их пытали, выбивая показания, а когда ничего не удалось добиться – убрали. Свет в окне оставили специально, чтобы не вызывать подозрений, ведь старушка наверняка видела, как они возвращались в свой номер. Возможно, эти сволочи все еще сидят в твоем номере, поджидая твоего возвращения. Как и те в автомобиле, припаркованном ниже по улице. Это не Темные, не Иные – иначе ты бы почувствовал их близость, даже несмотря на Великий Холод, как почувствовал Ганса в Лауэнбурге. Однако Темные обнаружили тебя и, похоже, решили уничтожить – чужими руками».
Нет, само убийство совершили не Темные – но весьма могущественная сила в западном мире.
Гюнтер попытался вспомнить, что он знает о секретных службах ФРГ. Служба военной контрразведки? Федеральная служба защиты Конституции? Он не сомневался – как в Советской России Комитет Государственной Безопасности контролировали Светлые, так здесь Темные контролируют свои спецслужбы. А ведь где-то поблизости всегда маячит мрачный призрак ЦРУ, могущественного и безжалостного.
Поезд разгонялся, в темноте за окном мелькали далекие огни. Гамбург остался позади, а вместе с ним и смертельная угроза.
«Как скоро они смогут снова напасть на твой след – и броситься в погоню? Свет и Тьма, мне нужно всего несколько дней. Пожалуйста. Несколько дней: найти Тидрека, задать ему нужный вопрос – и бежать обратно в Москву».
X
США, штат Виргиния, озеро Берк,
10 октября 1962 года
Майк Розенфельд оставил машину у ворот поместья. Он брезгливо поприветствовал прислугу, отпустил водителя до завтрашнего утра и позвонил с пункта охраны жене в Нью-Йорк – предупредить, чтоб не ждала его вечером. Затем управляющий поместьем, худой и бесцветный француз месье Фери, записал распоряжения Майка насчет ужина.
– Что наши гости, не скучают? – поинтересовался Розенфельд.
– На озере, удят рыбу, – с сильным акцентом ответил Фери, – заодно разоряют ваши запасы шампанского.
– Постойте, но как же это, – щелкнул пальцами Майк, – а лечение гипнозом? Мистер Каттермоул ведь больше не пьет, не так ли?
Фери скорчил гримасу: я вас умоляю, месье.
– Хорошо, Лоран, благодарю вас. Я разыщу их сам, отошлите слуг.
Майк зашагал через парк, не замечая чистоты газона и искусно подстриженных кустарников в виде геометрических фигур и животных. Поместье «Шэйкенхерст Мэнор Хаус» значилось на картах как частная территория, принадлежащая Розенфельду, но в действительности он редко приезжал сюда по личным делам. Жена здесь вовсе не появлялась, мудро избегая видеть лишнее. Под огромным викторианским дворцом, расположенным на берегу озера Берк, начиналась разветвленная сеть тоннелей и накрепко запертых пещер, ключи от которых лежали во вмурованном в стену сейфе Майка на Уоллстрит. В подземельях хранились вещи, которые шеф Дневного Дозора Стенли Мак-Артур не доверял подвалам Музея Гуггенхайма. В самых глубоких пещерах содержалась настоящая коллекция средневековых чудовищ, укрощенных еще тамплиерами и в строжайшей тайне перевезенных через океан в Америку. Когда дело дойдет до решающей битвы сил Света и Тьмы, у Мак-Артура в запасе будет несколько дополнительных козырей.
Возможно, этот час пробьет слишком скоро, мрачно подумал Розенфельд. Он сошел с гравийной дорожки и двинулся через свежескошенную лужайку вниз, туда, где искрилась в лучах заходящего солнца нежно-голубая гладь чистейшего озера. Ему навстречу из-под белоснежного тента долетел дружный залп мужского хохота – да такой, что стая уток, искавшая пропитание у берега, с шумом поднялась на крыло и понеслась прочь искать место поспокойней.
Негр-слуга в полосатой ливрее пробежал мимо с подносом, уставленным пустыми бутылками из-под вина; на мгновение согнулся в учтивом поклоне.
Майк остановился чуть в стороне, сунув руки в карманы пиджака. Он узнал голос Генри Каттермоула, который, по всей видимости, заканчивал какую-то веселую историю:
– В конце концов, джентльмены, мой дедушка в таких случаях говорил: разве это агония? Настоящая агония – когда однорукий человек висит на краю скалы, вцепившись в камень, и тут у него начинает нестерпимо чесаться задница!
За этим последовал новый взрыв хохота, переходящий в истошные хрипы.
– Я вижу, вы, джентльмены, прекрасно проводите время, – сухо сказал Розенфельд, глядя на удочки, сваленные в кучу на поляне.