По утрам его Колян не видел – он вечерком выпивал с Васяном, а потом спал долго. Зато уходы квартиранта не прошли мимо его внимания. Тот все как-то норовил бочком, не зажигая света в прихожей, поскорее смыться, чем только раззадорил любопытство бывшего таксиста. И как-то он, заслышав шум открываемого засова, выкатил из своей комнаты.
– Как жизнь молодая, а?
Митя замер у входной двери, не оборачиваясь.
– А чего ты в темноте-то? Свет бы зажег.
Митя молча нажал кнопочку, и прихожая залилась неярким светом.
– Я смотрю, ты все ходишь куда-то… Трудишься?
– Тружусь.
– Деньги зарабатываешь?
– Да.
– Всех денег не заработаешь, – глубокомысленно произнес Николай Петрович.
– Ну, всех, конечно, нет… Я на квартиру. Квартиру хочу купить.
– Это дело правильное… А ты чего спиной-то стоишь? Поговорил бы со мной чуток, все ж не чужие, в одной квартире живем!
Митя нехотя обернулся. Капюшон был низко надвинут на глаза, снизу лицо пряталось в большой теплый шарф. Только глаза его блеснули.
– О чем вы хотите поговорить, Николай Петрович?
– Ну, спросил бы, как здоровье мое.
– Как ваше здоровье?
– Да ничего, спасибо, не жалуюсь. За помощь твою, с коляской, хочу тебя поблагодарить…
– Да вы уже благодарили!
– Благодарность лишней не бывает, – назидательно произнес Колян.
– Ну, хорошо. Я очень рад, что смог немножко облегчить вам жизнь.
– Вот видишь, есть о чем поговорить! А выпить со мной не хочешь?
– Я не пью, Николай Петрович. И к тому же я тороплюсь.
– Жалко. Ну, иди.
– Пойду.
– Постой-ка! Что это твое лицо… Погоди. Ты загорел, что ли?
Инвалид подкатил поближе. Парень молчал.
– Точно, загорел! И где же это ты? Вроде на юга не ездил!
– Вам показалось. Здесь свет тусклый. Николай Петрович, вы меня извините, я спешу. Мне… Я на работу опаздываю.
Митя вышел из квартиры. Колян постоял в коридоре, подумал-подумал да порулил в комнатку жильца. На этот раз он был полон решимости открыть заветный чемодан.
Он положил его на диван, подергал замки: заперты. Но чемодан простенький, без кода, а с простыми замками Колян управляться умел.
Он вернулся в свою комнату, полез в ящичек, где у него находились иголки, катушки ниток и несколько разрозненных пуговиц, давно оторвавшихся от каких-то вещей, да так и не пришитых. Там он откопал английскую булавку. Распрямил ее, острие загнул – отмычка готова!
Замки поддались сразу же. Колян откинул крышку.
Чемодан был довольно большим, но если считать, что парень таскал в нем весь свой нажитый скарб, так и не очень. Несколько рубашек, пара футболок, три свитера, еще джинсы. Почему он их не положил на полку в шкаф? Живет, как в гостинице, из которой собирается съезжать! А ведь сказал, когда по рукам ударяли, что снимает «на несколько месяцев, а там посмотрим»…
Николай Петрович аккуратно копнул одежду. Под ее слоем обнаружился другой. Который поразил его настолько, что, когда Васян заявился, он первым делом потащил друга в комнату жильца. Открыл чемодан, отложил одежду в сторону.
– Смотри!
Васян наклонился и поправил очки. Потрогал разные вещи. И разогнулся в полном недоумении, держа двумя пальцами тюбик.
– Что это?
– А почитай, что написано!
– Крем-пудра…
– А вот на это глянь!
Колян выложил на стол еще несколько удивительных вещей: большой флакон средства под названием «Автозагар», пудреницу с золотыми завитушками на крышке, картонную коробку, на которой была нарисована яркая брюнетка, и еще совсем маленькую коробочку.
– «Автозагар», Вась, это как? Не пойму я что-то. Загар для машины?
Васян в ответ то ли крякнул, то ли хрюкнул. Поняв звук как насмешку, Николай Петрович поспешил исправиться:
– Или чтобы в машине загорать?
– Ну ты темнота, Колян!
– Куда уж мне, я в бабьем царстве не живу! – оскорбился инвалид. – И всякие там примочки-прокладки знать не знаю, бог миловал, чарочку ему надо налить за это!
– «Авто» – значит «сам».
– Сам загораешь? – недоверчиво переспросил Николай Петрович. – А бывает разве, что не сам? Что кто-то другой вместо тебя?
– В смысле, что крем сам!
– Крем загорает??
– Не, ну ты отсталый! Крем на себя мажешь, а он тебя «загорает»!
– Вот оно как… Ты прикинь, я сегодня его отловил в прихожей: загорелый вроде стал. А все, значит, от этих кремов самозагарных? Так выходит, что автомобиль потому «авто», что сам ездит?
– Ну да.
– Во дела. Всю жизнь проездил, а не знал, что автомобиль с иностранного – это «самоход»…
– Тогда уж «самоезд»!
– Тоже можно… А вот скажи, почему «самолет» у нас по-русски, а «самоезд» по-иностранному?
– Не, ну ты, Колян, как спросишь! Мне почем знать? Давай лучше глянем, что тут еще!
Маленькая коробка содержала две маленькие кругляшки голубого цвета и две зеленого. Васян и тут исхитрился блеснуть познаниями.
– Линзы. Для глаз такие штуки. Внучка у меня этим делом развлекается. В один день у нее глаза голубые, в другой зеленые, а то и вовсе фиолетовые какие-то!
– Это что же, она в глаза себе вставляет? – недоверчиво спросил Колян. – Разве можно в глаза что-то вставлять? Тут соринка крошечная попадет, так наплачешься, а эти штуки здоровые как же?
– А хрен его знает. Говорю, в глаза вставляет!
Друзья задумались на некоторое время, но ничего толкового не придумали.
– Я у внучки спрошу, – решил Васян. – Что-то я раньше не интересовался, а теперь и впрямь спрошу, почему она не плачет от них…
Коробка с брюнеткой оказалась краской для волос, о чем свидетельствовала внимательно прочитанная друзьями надпись на ней, вызвавшая новый приступ жгучего недоумения.
– Колян, как думаешь, зачем молодому мужику все это?
– Голубой, думаю, – солидно ответил Колян.
– Ты это уже говорил!
– Ну, теперь подтверждаю.
– А я вот думаю: не шпион ли он?
– Не, ну ты как скажешь! Стал бы шпион у меня комнату снимать?!
– Кто его знает… А зачем ему краска темная для волос? Он и так темный!
– А красочка-то для женщин!
– Ну, хорошо, пусть, по-твоему, он голубой. Но зачем красить темные волосы в темные? Другое дело, если бы в светлые покрасился!