Беззвучно сняв автомат с предохранителя, Кобрин, не шелохнув ни одного листа, прянул в сторону, укрываясь в зарослях какого-то кустарника. Вокруг стояла полная тишина – настолько полная, что он слышал приглушенный расстоянием сдавленный мат товарища, почем зря ругающего колючие ветви елей. Видно, с дровами Витька закончил и сейчас ломает лапник для ночевки. Ничего, справится.
Убедившись, что вокруг безопасно, Сергей осторожно двинулся вперед. Главное, успеть осмотреться, пока совсем не стемнело. Бродить по лесу в полной темноте – полный бред, сломает ногу – обоим конец. Ага, вот именно что обоим! Поскольку Зыкин – тот еще кадр, случись что, ни за что не бросит, до последнего на себе тащить станет. А надолго его не хватит, который день не жрамши. Сгинуть в лесной чащобе в десятке-другом километров от своих было бы верхом идиотизма.
Поначалу капитану показалось, что он вышел на небольшую поляну неправильной формы. Но, приглядевшись, он понял, что ошибался. Не поляна это оказалась, а следы самой настоящей авиакатастрофы – один из подбитых нашими истребителями «лаптежников» рухнул на лес, срубив при падении верхушки нескольких деревьев. В том, что самолет именно немецкий, сомнений не оставалось – в сгущающихся с каждой минутой сумерках он успел разглядеть срезанную ударом плоскость с черно-белым крестом, косо воткнувшуюся в землю. Странно только, что не взорвался, видать, без боекомплекта и с пустыми баками шел. Тянул до последнего, пока не зацепил брюхом верхушки елей.
Поколебавшись пару секунд, капитан поставил автомат на предохранитель и забросил за спину. Воевать тут определенно не с кем, вон как его перекорежило, до земли только часть фюзеляжа с измочаленным хвостовым оперением добралась, остальное разлетелось по округе или повисло на потерявших кроны деревьях. Но осмотреть обломки все равно стоит, так, на всякий случай. Вдруг чего ценного найдет, например НЗ фрицевских летунов. Им с Зыкиным и пару галет лишними не будут, не говоря за прочий высококалорийный шоколад.
Добравшись сквозь нагромождение сбитых при падении сучьев до кокпита, капитан несколько минут копался внутри смятой ударом кабины. Похоже, оба пилота погибли еще в воздухе – пулеметная очередь прошлась в аккурат по ней, вдрызг разнеся остекление, остатки которого были густо заляпаны бурыми пятнами засохшей крови, – и дальше самолет летел без управления, пока не закончился бензин или не заглох поврежденный мотор. Ну или планировал, кто уж теперь разберет. Стараясь не глядеть на мертвяков – зрелище после попадания пуль крупнокалиберного УБСа было весьма малоаппетитным, хорошо хоть желудок пустой, – Кобрин нашел-таки аварийный запас, распиханный по нашитым на бедрах летных комбинезонов вместительным карманам. Прихватив заодно пистолеты вместе с запасными магазинами, пару вместительных фляг, одна из которых отчего-то оказалась ярко-желтого цвета, и, что весьма порадовало, пару фонариков, капитан спрыгнул на землю, решив возвращаться обратно. Ни малейших сожалений относительно судьбы летунов он не испытывал, поскольку за эти дни успел насмотреться на результаты их «работы». Тем более разбившийся пикировщик шел без бомбовой нагрузки: понятно, на чьи головы вчера упали эти бомбы. Суки…
Встревоженный Зыкин встретил комбата на подходе к стоянке:
– Командир, ты куда запропастился?! – Особист облегченно выдохнул, опуская автомат. – Пропал вдруг, а кричать я побоялся, думал, вдруг немцы. Где был?
Виктор уже успел разжечь костер, и веселое пламя отогнало темноту, отвоевав у мрачного белорусского леса небольшой пятачок для тепла и походного уюта.
– Расслабься, Вить, откуда тут немцам взяться, в эдакой глухомани? Хотя. – Кобрин хмыкнул, оценив двусмысленность ответа. – Вообще-то да, ты прав, именно, что немцы. Мертвые, правда, мертвее некуда. Жратвой вот поделились.
– Поясни? – непонимающе насупился лейтенант.
– Да самолет там сбитый валяется, «Юнкерс» ихний. Видать, из тех, что нашу колонну бомбил. На лес грохнулся, но не взорвался. А летунов наши «ястребки» еще в воздухе завалили, там вся кабина кровью забрызгана. Вот я и потрофейничал немного, к чему добру пропадать, все одно зверье растащит. Смотри, что нашел. – Комбат протянул товарищу находки. – Главное, галеты и шоколад имеются, теперь поедим. А там и спать, как земля прогреется, завалимся. Тьфу ты, вот я идиот!
– Ты чего? – Особист торопливо дернул из-под руки автомат.
– Да карту забыл взять, наверняка у них есть. А карта в нашем положении – вещь весьма нужная. Сейчас сбегаю.
– Может, я? – предложил товарищ.
– Пока ты его искать в потемках станешь, я уже дважды вернусь. Костер поддерживай.
Прихватив один из немецких фонарей, Сергей скрылся в темноте. Вернулся он спустя минут десять, присовокупив к прошлым трофеям планшет с картой и полевую сумку с какими-то документами. Последнюю взял исключительно из соображения «лишней информации не бывает»: мало ли что там может оказаться – полетное задание, позывные, частоты для связи, сведения о части, которой принадлежал самолет. Вдруг да пригодится. Напоследок вытащил из кармана швейцарские авиационные часы «Laco» со светящимся циферблатом и компас. Поначалу Сергей ни то, ни другое брать не собирался, поскольку не был уверен в реакции особиста. Еда, карта и оружие – понятно, трофеи. А вот часы с компасом… не хватало только выслушивать от Зыкина обвинения в мародерстве. Война еще недели не идет, как начнет ему гневным голосом втирать насчет того, что «мародерство чуждо самой природе социалистических армий, коммунистической идеологии и морали»
[4]
. Ошибся: повертев в руках и то и другое, Виктор завистливо присвистнул:
– Вещь!
– Дарю, у меня-то и часы, и компас имеются, а у тебя только часы, да и то вон стекло треснуло.
– А точно не мародерство? – все-таки засомневался тот, судя по взгляду, весьма надеющийся на отрицательный ответ товарища.
– Обижаешь, Вить, мародерство, это если б я у фрица кольцо с пальца снял или там портсигар серебряный прихватил. Так что исключительно боевой трофей. Вещь-то, можно сказать, военная, нашему брату для ратной службы нужная. Значит, трофей. Не сомневайся даже.
– Ну, тогда спасибо, я таких и не видал никогда. Еще и в темноте светятся! А чего ремешок такой широкий?
– Немцы их поверх комбеза цепляли, прямо на рукав. Подгонишь и носи на здоровье. Все, давай-ка ужинать да спать ложиться. Сил уже нет.
– Давай, – согласился товарищ. – Кстати, Степаныч, в той фляге, что побольше и желтого цвета, бензин оказался! Представляешь?
– Бензин? – удивился Кобрин, распечатывая непривычную круглую шоколадку, разделенную насечкой на восемь равных частей. Надпись на обертке гласила: «Fliegerschokolade». Авиационный шоколад, что ли? Или шоколад пилота? Присев у костра, комбат вчитался в мелкий текст на обратной стороне. Ага, вот оно что! Вот же фрицы наркоманы-затейники! Не такая и простая эта шоколадка, определенно не для детишек: содержит кофеин и метамфетамин. Весьма бодрящий состав, так что на ночь жрать такое не стоит.