Кремлевские "инсайдеры". Кто управляет экономикой России - читать онлайн книгу. Автор: Александр Соколов cтр.№ 4

А. Скоробогатов отмечает, что на обслуживание процессов перераспределения и сокрытия инсайдерской ренты ориентирована значительная часть российских финансовых институтов [Скоробогатов, 1998].

Неинвестиционный рост финансовой системы был реакцией на открывшиеся широкие возможности извлечения крупных рентных доходов. А поскольку банки не кредитуют производство, а, прежде всего, ищут трансферты, их деятельность является не только бесполезной с точки зрения общества, но и вредной [там же].

По мнению главы страны, офшоризация препятствует нормальному деловому климату и привлечению серьезных инвестиций. Как мы убедимся в дальнейшем, инсайдеры госкорпораций также используют офшорные схемы, причем практически в открытую.

Экономический оппортунизм

Конфликт нормальной хозяйственной деятельности и стремления к наживе был отражен еще в работах Аристотеля. Он противопоставил экономике (искусству ведения хозяйства) так называемую «хрематистику», для которой накопление богатств является самоцелью. Синонимом этого термина у Маркса был капитализм с его стремлением к безудержной наживе. М. Вебер отмечал, что экономический авантюризм направлен не на нормальное хозяйствование и принесение в конечном итоге общественной пользы, а на получение максимально возможной наживы любым путем: с помощью насилия, обмана, спекуляций, подкупа представителей властей и др. [Вебер, 1990, с. 47–53, 79–78]. В экономической литературе все чаще уделяется внимание аспектам этой проблемы. Используются такие термины, как экономический оппортунизм, рентоориентированное поведение, захват государства и т. д. В неолиберальной теории основной акцент делается на оппортунизме бюрократии и менеджеров, которые ущемляют права собственников, в то время как институционалисты и посткейнсианцы склонны считать, что акционеры ориентированы на краткосрочную прибыль. Марксистская школа заостряет внимание на эксплуатации труда и проблеме рентных отношений при капитализме, полагая, что присвоение прибавочной стоимости происходит по силе капитала.

В теории транзакционных издержек оппортунизм рассматривается как стремление к личной выгоде при отсутствии каких-либо моральных ограничений. С точки зрения классика нового институционализма О. Уильямсона, экономический оппортунизм является примитивной и безудержной формой эгоизма, т. е. следования экономического агента своим личным интересам [Уильямсон, 1993]. Причем оппортунисты следуют своим интересам часто обманным путем, далеко не ограничиваясь только его явными формами. Намного чаще оппортунизм подразумевает более тонкие формы обмана, которые могут принимать активную и пассивную форму, проявляться до заключения сделки и после (ex ante и ex post). «В общем случае оппортунизм означает предоставление неполной или искаженной информации» (курсив мой. — А.С.) [там же]. Это обусловливает возникновение асимметрии информации, которая существенно усложняет задачи экономической организации. В результате заинтересованные стороны могут быть ущемлены в своих правах, понести потери от неполного или некачественного выполнения работ, нарушения явных и неявных контрактов и т. д. С точки зрения макроэкономического эффекта, оппортунизм ведет к росту транзакционных издержек, т. к. экономические агенты вынуждены закладывать в стоимость сделки риск оппортунистического поведения и тратить средства для оценки степени оппортунистичности своего партнера. Г. Паркер приводит пять наиболее типичных примеров экономического оппортунизма: а) неблагоприятный отбор вследствие асимметричности информации; б) риск безответственности (моральный риск); в) своевременно невыявленная эксплуатация («last-period exploitation»); г) нарушение контрактных обязательств; д) халатность и уклонение от исполнения служебных обязанностей (в т. ч. неэффективная зарплата) [Parker, 2004, p. 21]. Фосс, Кляйн и другие ученые полагают, что спектр оппортунизма поведения более широкий [Foss, Klein, 2009].

Менеджеры корпораций пользуются своим положением и возможностями по управлению финансами таким образом, чтобы максимизировать свои собственные выгоды за счет партнеров и акционеров [Watts, Zimmerman, 1986]. Они пользуются асимметрией информации между инсайдерами и аутсайдерами и манипулируют данными финансовой отчетности таким образом, чтобы это способствовало их благополучию, получению привилегий и финансирования на выгодных условиях [Sun, Rath, 2008]. Инвесторы и акционеры в итоге вводятся в заблуждение из-за недостоверности сообщаемой отчетной информации. Если благополучие менеджеров привязано к тем или иным показателям отчетности, то они будут склонны манипулировать ею так, чтобы продемонстрировать, что ситуация лучше, чем есть на самом деле. Любопытна политическая гипотеза оппортунистического поведения управленцев, которая предполагает такие манипуляции менеджеров, которые бы позволили не привлекать лишнего внимания к компании со стороны общества и государства [Deegan, 2009]. Тем не менее недостатком т. н. «новой институциональной школы», к которой принадлежат упомянутые работы, является сужение отмеченных выше взглядов на оппортунизм до поведения только наемных менеджеров.

Конфликт инженерной и денежной логики в корпорации

Родоначальники институционализма считали основными носителями интересов краткосрочной наживы собственников, которых в первую очередь интересуют дивиденды и наибольшая прибыльность портфеля ценных бумаг. Т. Веблен и Д. Коммонс отмечали конфликт производственной (инженерной) и предпринимательской (денежной) логики в корпорации [Веблен, 2007; Коммонс, 2011; Биншток, 2006, с.126–153]. Он возникает в результате противоречия интересов долгосрочного развития предприятия и извлечения сиюминутной выгоды из него. Г. Минз и А. Берл в труде «Современная корпорация и частная собственность» (1932) выявили такое явление в крупных западных компаниях, как отделение прав собственности от функций управления [Berle, Means, 2009]. Дальнейшие исследования Д. Бернхейма выявившие усиление власти менеджеров, дали основания говорить о «революции управляющих» [Orwell, 1955]. В некоторой мере это воспроизводит Марксово деление капитала на капитал-собственность и капитал-функцию [Маркс, Энгельс, т. 25, ч. 1, с. 406–429]. Активное развитие фондового рынка способствовало тому, что акционер все больше сосредотачивался на формировании оптимального портфеля инвестиций и увеличении краткосрочной прибыли. В то же время менеджеры корпораций, желавшие продвижения по службе, привилегий, высокого статуса и окладов, ориентировались на долгосрочный рост и усиление монопольной власти над рынком. Долгосрочное развитие корпорации обеспечивается масштабными капиталовложениями, и на эти цели направлялась большая часть прибыли после уплаты дивидендов [Дзарасов, 2009, с. 22–30].

Финансисты заинтересованы в частой изменчивости ситуации на рынке, что стимулирует рост их доходов [Веблен, 2007, c. 30]. Сегодня можно отчетливо видеть, как в результате финансовой глобализации капитализма происходит обострение этого негативного явления. Благоприятные условия производительной активности формируются не бизнесменами, а теми, кто непосредственно занят в производстве — изобретателями, инженерами, специалистами и др. [там же, с. 34–35]. В то время как мотивация бизнесмена заключается в усилении своей власти над бизнесом и перераспределении доходов рентабельных фирм с целью извлечения наибольшей личной выгоды, а не общественной пользы [там же, с. 34–54,71]. В труде Д. Бернхейма «Революция управляющих» отмечается, что властные полномочия менеджеров в США все больше расширялись [Orwell, 1955]. Крупный бизнес в послевоенный «золотой век» американского капитализма описывается посткейнсианской моделью мегакорпорации А. Эйхнера (см. ниже), которая также связывает долгосрочный рост и благополучие менеджеров с инвестициями. Однако после 1980-х гг. с ростом финанциализации капитала наблюдалось такое явление, как «контрреволюция акционеров», когда вновь начали преобладать интересы собственников [Дзарасов, 2013].