Детективы вылетели из дверей гостиницы и рванули в указанном портье направлении. Аптека находилась в каких-то двухстах метрах от отеля, и весьма скоро они увидели ее вывеску – светящийся зеленый крест…
И машины полиции напротив.
…Витрина аптеки разбита, место перед ней ограждено желтыми лентами, двое полицейских с блокнотами опрашивают свидетелей. На асфальте несколько небольших пятен крови – чьей?
Через разбитую витрину они увидели, что внутри аптеки находилась небольшая кучка перепуганных людей, растерянно отвечавших на вопросы: там тоже шел активный поиск возможных свидетелей. Левикова не видать – да и там ли он? Да про аптеку ли он спрашивал у портье? Он, не знающий ни слова по-французски, по логике вещей, должен был произнести слово «аптека», а не «фармаси»… Но о чем же в таком случае спрашивал Левиков? Не на свидание же к фармацевтам, то есть к «Провентис-Фарма», он отправился? А вдруг…
Алексей похолодел. А что, если его выманили из гостиницы звонком от имени «Провентис-Фарма»? Точно так же, как его уже однажды выманили на экскурсию по Провансу… Господи боже ты мой, неужто он снова купился?
Кис был готов кусать локти и рвать на себе волосы. Он отвечал за Левикова – не только потому, что его наняли, а по тому странному праву – или по той странной обязанности, – которое непроизвольно берут на себя сильные люди рядом с беспомощным… И он не должен был отпускать от себя этого человека ни на шаг! Он должен был ночевать в его номере, ходить за ним в душ и стоять на страже, пока он писает! Он должен был водить его за ручку, пристегнуть булавкой к себе, приковать наручником, ошейником, веревкой, поводком!!!
Их не пускали в аптеку. Кис вытягивал шею в надежде что-нибудь разглядеть за осколками и отблесками стекла, Реми разговаривал с одним из полицейских.
Выяснилось, что минут двадцать назад у входа в аптеку прозвучали два выстрела. Несколько случайных прохожих пострадали от осколков стекла, и им сейчас оказывается помощь в помещении аптеки. Совершенно непонятны причины, по которым стреляли. Неприятность же заключается в том, что пока нет ни одного свидетеля, способного сказать, откуда прозвучали выстрелы…
– Если вы позволите мне заглянуть в аптеку, – Реми протянул полицейскому удостоверение частного сыщика, – то, возможно, я подскажу вам причину стрельбы.
Полицейский посмотрел на Реми очень удивленно, что-то явно хотел спросить, затем махнул рукой: проходите! Ему нужно было продолжать поиск свидетелей среди толпы любопытных – к этому занятию он и приступил, проводив Реми взглядом до дверей аптеки.
Внутри, в испуганной и возбужденной кучке покупателей, столпившихся вокруг полицейского, записывавшего их адреса, Левикова не было. Реми спросил, где оказывают помощь пострадавшим, и ему указали на коридор за прилавком. В конце коридора, в небольшом складском помещении на стуле сидел мужчина, а врач из «Скорой» обрабатывал порезы на его лице. Рядом толпились в тесноте еще четыре человека. Но Левикова среди них не было.
Детектив повернул обратно. Где же его искать теперь, изобретателя? Да и был ли он здесь?
Реми снова отвлек полицейского вопросом о других пострадавших. Выяснилось, что он приехал с дополнительным нарядом и толком ничего не знает.
Реми вернулся в аптеку и спросил того полицейского, который опрашивал покупателей. Повезло: он приехал на место в первой бригаде.
– Одного человека увезли в больницу. C ранением.
Больше он не знал ничего: ни имени, ни номера больницы, ни степени тяжести ранения…
Реми страшно не хотелось обращаться к более высоким чинам – иначе встречными вопросами замучат. И он опять нырнул в аптеку и быстро прошел по коридору до врача.
– Я беспокоюсь, потому что не вижу своего брата, – сказал Реми. – Он пошел в эту аптеку, однако его здесь нет… Я слышал, что кто-то ранен? Не могли бы вы назвать мне имя пострадавшего?
Имя врач назвать не мог, но, по крайней мере, сообщил, что машина увезла его в Госпитальный центр Экс-ан-Прованса.
– Он серьезно ранен?
– Не знаю, я им не занимался. Но он был еще в сознании…
…Он не был в сознании, Михаил Левиков.
Он был под наркозом на операционном столе. Пуля попала в плечо. «Опасности никакой нет, – заверил их хирург, – но поговорить с ним вы сможете только ближе к вечеру. А пока хотелось бы узнать, кто оплатит лечение…»
Выйдя из больницы, Реми позвонил комиссару.
– Дорогой господин комиссар, мы вас так полюбили, что решили с вами не расставаться, – мрачно пошутил Реми.
– Не скажу, чтобы ваша любовь была взаимной, – мрачно отшутился комиссар. – Ну, чем порадуете на этот раз?
* * *
Встреча была назначена в больнице. Комиссар уже ждал их в холле, уставленном живыми растениями в кадках столь щедро, что казалось, что они находятся в ботаническом саду.
– Дайте мне пять минут, чтобы просто с ним поговорить, поддержать его морально, – попросила сердобольная Ксюша. – А то начнете сейчас терзать раненого вашими вопросами…
– Да мы все пойдем поддерживать его морально, – вызвалась Александра. – Чего ж нам всем не пойти?
Одним словом, Михаил Левиков приобрел статус «сына полка». И все четверо «однополчан» дружно ввалились в его палату, а вредный комиссар не преминул напомнить в их спины, что у них ровно пять минут – и ни секундой больше.
Против всех ожиданий, Левиков выглядел превосходно. Румянец играл во всю щеку, глаза блестели. Утешения и моральная поддержка не понадобились: Михаил был возбужден своим приключением, как мальчишка, играющий в войну.
Комиссару не пришлось ждать и пяти минут: Левикову не терпелось рассказать об утреннем приключении, и, чтобы не повторять дважды, комиссара позвали немедленно.
…Он проснулся рано, раньше всех, и решил сходить в аптеку за мазью для Александры – для ее больной ноги, о которой в суете все забыли накануне. Но Михаил не мог смотреть, как девушка хромает. К тому же ему хотелось хоть что-то сделать для своих спасителей, хоть мелочь…
Он спросил у портье про аптеку – тот не понял. Тогда Мишель, владеющий, как любой ученый, началами латыни, сформулировал вопрос про фармацевтическую продукцию. На сей раз портье его понял и объяснил, куда идти.
Он пошел. Шел неспешно, наслаждаясь прохладой душистого провансальского утра, игрой солнечного света сквозь резную листву платанов, безмятежной синевой неба и поразительной несуетностью обитателей этого дивного города… После хорошей ванны, причесанный и отчасти побритый (чтобы придать форму бородке), он ощущал себя наконец нормальным человеком и бесхитростно радовался этому ощущению.
Дошел до аптеки, вошел. Объяснился с грехом пополам, изобразив жестами приключившийся с ногой Александры казус. Его все-таки поняли, мазь выдали – Мишель расплатился и двинулся обратно. Выйдя, он постоял несколько мгновений, соображая, в какую сторону идти: направо или налево. Вспомнил, что направо, в связи с чем повернулся… И именно в этот момент прогремел выстрел. Его плечо обожгло.