Но вдруг дверь с грохотом распахнулась. В зал собраний вошел лекарь Гельмут Хорст. Не затруднив себя разуться, он простучал грязными деревянными башмаками по гулким плитам зала и остановился напротив Венцеля Марцела.
– Бюргермейстер, вашим горожанам нужно ваше участие. Дело важное и безотлагательное.
В душе Венцеля Марцела вспыхнул огонек.
– Да, да. Я сейчас. – Он сошел с кафедры и, бросив строгий взгляд на членов городского совета, громко крикнул:
– А вы думайте, думайте!..
На ступенях ратуши бюргермейстер обернулся и уставился на молодого лекаря.
– Надеюсь, это не пустяк.
– Да уж, какой пустяк. Вон, рыдает Зельма, жена угольщика Зигира. А сам Зигир сейчас подговаривает соседей помочь его горю.
– И в чем же его горе?
– Бюргермейстер, нам лучше поспешить. А по пути я расскажу все то, что недавно узнал от Зельмы. Хотя она женщина и трудно объясняется, я все же понял основное.
– И куда мы спешим? Может, нужна стража?
Гельмут Хорст задумался, а потом развел руками и сказал:
– Решайте сами. Мы идем в дом палача.
– В дом палача? – воскликнул бюргермейстер и тут же, взяв себя в руки, заявил:
– Пока идем к городским воротам, рассказывай. У ворот всегда есть четверо стражников.
Скользя по буграм грязи, двое мужчин поспешили к северным городским воротам.
– Что там? – нетерпеливо спросил Венцель Марцел.
– Да что там… – молодой лекарь рассмеялся. – Наверное, труд мой сожгут вместе с домом. Если наши бюргеры уважают угольщика Зигира.
– Говори же наконец, – сердито засопев, потребовал бюргермейстер. Сейчас он прыгал на одной ноге, вылавливая в луже соскользнувший с ноги башмак.
– А все эти мальчишки. Вы же знаете наших городских шалопаев. Вчера после полудня они не придумали другого занятия, как устроить состязание, кто первым попадет камнем в дверь этого дома. Начали издалека. Но неудачно. Стали подходить все ближе и ближе. С пятнадцати шагов уже любой мальчишка может попасть в дверь. Вот и попали.
– Ну и что?
– Что, что… Нашему господину «Эй» эта игра пришлась не по нраву, и он вышел на крыльцо. Мальчишки в страхе пустились бежать.
– Неужто он бросился за ними?
– Нет. Он стоял и смотрел им вслед.
– И поэтому должен сгореть еще крепкий дом, – ударив себя по коленкам, подытожил бюргермейстер.
– Среди этих мальчишек был малыш. Лет четырех, может, пяти. Так вот, этот мальчишка увязался за старшими, и когда вся эта стая бросилась бежать, то и он в страхе кинулся за ними. Но не пробежал и тридцати шагов. Упал и не поднялся.
– Он умер?
Гельмут Хорст неуверенно пожал плечами.
– А что мальчишки? – нахмурившись, осведомился бюргермейстер.
– А мальчишки… Каждый из них до вечера прятался в своем тайном месте. И лишь поздно вечером они разошлись по домам.
– И что же, угольщик Зигир и его женушка не заметили отсутствия малыша?
– В таких бедных семьях, как у Зигира, малыша могут и не заметить, если он не просит есть. А у них семеро ртов. К тому же вечером угольщик устроил пьяный скандал. Так что о малыше вспомнили только за завтраком. Пошли по соседским ребятишкам. Вот и выяснили…
– Что выяснили? Незачем рожать более того, что можешь прокормить.
– Да, это так. Вот только эту женщину жаль. Я едва смог ее расспросить. Наверное, она все-таки переживает за малыша. Хотя он у них и седьмой.
– Ладно, посмотрим на мальчишку, если только его волки в лес не утащили. Да и там придется поискать. Вот и ворота. Зови трех стражников, пусть следуют за нами.
* * *
Господин «Эй» уже третий раз за этот день вышел на ступеньки своего дома. Внутренняя и обоснованная тревога толкала его за дверь. И сдался ему этот глупый мальчишка! Однако он тоже хорош. Пусть уж лучше мальчишки разнесли бы ему дверь камнями. Нет, нужно же было выйти и найти себе проблему.
Хотя, к слову, он поступил по-божески, как истинный и добрый христианин. Да и по-человечески правильно. Вот только что будет дальше?
Сейчас он стоял на ступенях дома и так же, как и вчера, долго колебался, не зная, что делать дальше.
Но вчера все же было проще. Что-то всколыхнувшееся в душе толкнуло его к телу неподвижного мальчишки. А как мог поступить взрослый, разумный мужчина, увидев детское тельце, долго и неподвижно лежащее на мокрой земле?
И он стал подходить. Очень медленно подходить. Все еще надеясь, что кто-то из глупых мальчишек вернется. Может, даже побежит за родителями или кем-нибудь из старших. Но мальчишки больше и носа не показывали.
И тогда господин «Эй» склонился над малышом.
Тот дышал хрипло, с присвистом, все реже и реже. Волна жалости и грусти растревожила душу, обожгла сердце. Ему сразу все стало понятно. Шею малыша с левой стороны огромным бурым яйцом давила смертельная опухоль. Это она и прибавившийся к ней страх обездвижили тельце ребенка. Скоро он умрет и окажется в раю. Ведь путь детских душ направлен только в райские врата. Хотя бы в этом Бог справедлив и понятен. И ему, господину «Эй», нужно было умереть в младенчестве. Ведь тогда бы не пришлось пережить столько горести и не совершить столько грехов.
Он выпрямился и сложил в молитве руки. Захотелось произнести per Bacco
[20]
и перекрестить отходящую душу, ведь ребенок отправлялся в рай. Мужчина уже произнес первые слова отходной молитвы, как вдруг глаза малыша широко распахнулись. В их глубине читалась мольба. В уголках детских глаз набухли хрустальные слезы и тихими ручейками поползли по щекам.
Господин «Эй» крепко прикусил нижнюю губу и, всхлипнув, зашмыгал своим большим уродливым носом. В его огромной голове затуманилось, и он поднял малыша на руки.
Затем, проклиная себя последними словами, он едва ли не бегом поспешил к своему убежищу…
Он так и просидел у стола всю ночь, тупо уставившись на окровавленный нож и ежесекундно ожидая человеческого воя и зарева факелов. И только когда в маленькое окошко, затянутое бычьим пузырем, постучался осенний мглистый рассвет, мужчина тяжело поднялся и вышел за дверь.
Но ни людей, ни их перекошенных в гневе лиц, ни колышущегося огня господин «Эй» не увидел. Он простоял долго. Затем, еще раз удивившись человеческому безразличию, вернулся к крепко спящему мальчишке.
За два часа до полудня мужчина сходил к ручью за водой и на обратном пути долго смотрел в сторону городских ворот. Так ничего и не поняв, он пожал плечами и принялся готовить на огне свои сложные горячие напитки.
И только к полудню господин «Эй» услышал голоса приближающихся людей. Он сразу же вышел им навстречу и увидел молодого лекаря и бюргермейстера, который, сердито ругаясь, требовал от трех стражников идти прямо к дому умершего палача.