– Весла на борт, – а затем уже тише подлетевшему комиту Крысобою. – Дьявол их сожри. Ладно, корми.
Умолкли барабан и флейта. Зазвучали бронзовые свистки и команды подкомитов. Над банками гребцов прокатился вздох облегчения и деревянный стук втягиваемых весел. Забегали мальчишки с деревянными лоханками и корзинами с едой.
Крепко сжимая кольца кнута, к лестнице подошел Крысобой.
– Чего тебе? – округлил на него глаза Джованни Санудо.
– Вы велели…
– Что я велел?
– Лодочник. Этот раненный… Венецианцы его вчера допрашивали.
Герцог поманил Крысобоя пальцем и тот, легко взлетев по крутой лестнице, припал губами к уху его светлости.
– Вот как, – протянул герцог, – Что ж. Давай и мы с ним побеседуем.
Комит улыбнулся и с радостью бросился к своей коморке. Ему так не хватало уединяющих дверей.
* * *
– Вставай, свиное рыло. Его светлость зовет.
Гудо уже был готов к этому.
Проснувшись с первыми лучами солнца, он увидел на краю лежанки несколько свертков. Кроме куска каши и мягкого окорока, Гудо обнаружил оловянную кружку со снадобьем, пузырек с мазью и полоски выбеленного льня для перевязки.
– Грета. Моя дорогая Грета, – улыбнулся мужчина и, прежде чем подкрепиться, занялся своими ранами.
Потом он с напряжением, но все же с удовольствием, надел на себя одежду. Она лежала в дальнем углу, застиранная и зашитая в местах повреждений. Об этом позаботились его девочки еще в первые дни на галере. Они были уверены – Гудо обязательно победит смерть, а значит, ему скоро понадобятся ставшие его второй кожей синие одежды.
Гудо прощупал низ своего огромного плаща. Золото все так же было крепко и умно зашито в потайные швы. Оставалось ждать.
– Пошевеливайся. Живее, живее…
Крысобой уже схватил за плечо с трудом поднявшегося раненого, но тут же отнял руку. Комит впервые всмотрелся в лицо того, кто причинил ему жизненные неудобства, заставив спать на досках трюма. До этого мгновения ему не было дела до того, кого смело можно было назвать навозной кучей, тем, кто ничего не стоил и ничего собой не представлял. Человечек из толпы. Навозная куча для поля, на котором вызревают и благоухают благородные люди.
– Ну, ты, приятель, и урод, – хихикнул комит. – А с бородой ты еще веселее. Тебя надо на нос галеры прибить. Вся нечисть морская разбежится. А впрочем… Может и наоборот… Сбежится. Ладно, пошли.
Посмотрев в спину этого страшного на лицо человека, Крысобой порадовался, что убрал руку. Огромное тело мужчины, его длинные руки, а в особенности чудовищная голова в низко натянутом капюшоне вселяли недобрые чувства. Вплоть до страха.
Перед его светлостью герцогом Гудо опустился на правое колено. Медленно, с трудом, низко опустив голову, совсем скрыв лицо в объемном капюшоне.
– Храни вас бог светлый герцог за ваше христианское милосердие…
– Встань и открой свое лицо. Подними голову, – строго велел Пьетро Ипато, стоящий правее от герцога на середине лестницы.
Гудо, пошатываясь, поднялся. Медленно, очень медленно, он стянул укрытие своего дьявольского лица.
Герцог рассмеялся. Его смех подхватили все, кто стоял возле кресла Джованни Санудо, передвинутого на край беседки, и те, кто толпился у лестницы и за ней. Смеялись старшие по командам, смеялись трубачи и знаменоносцы, палубные матросы и арбалетчики. Смеялись все те, кто смог поместиться в предвкушении зрелища на этом небольшом пространстве. Смеялись даже венецианцы, как будто впервые увидевшие свидетеля страшного преступления против республики святого Марка. Смеялись даже слуги-мальчишки, обезьянами повисшие на мачтовых распорках. Гул интереса прокатился над банками гребцов.
Гудо поднял голову. Поднял настолько, чтобы увидеть тех, кого нестерпимо желал увидеть.
Адела с младенцем на руках, Грета и Кэтрин стояли на правом краю беседки. Их увлажненные глаза и улыбки на губах говорили сами за себя. Они радовались возможности увидеть своего Гудо. Их совершенно не трогал издевательский смех, что потряс галеру и водную гладь вокруг него. Они видели за жуткими чертами лица этого мужчины добрую, светлую и преданнейшую душу своего многократного спасителя.
Адела ранее видела и большее. То, как золотом вспыхнули странные синие одежды этого человека. Человека, который своими поступками и огромным добрым сердцем преобразовал себя в глазах женщины из демона в того, кого она действительно видела – в явление святости. Ведь только тот, кого посещает дух Господний, вспыхивает божественным светом.
«О, Господи всемилостивейший! Они сыты и одеты. Богато одеты. У Греты и Кэтрин даже есть женские пояса с зеркальцем, четками, амулетами… И даже с зубочисткой из соколиного когтя. О господи, почему я им ничего об этих женских важностях не рассказал? Ничего. Сами поймут и разберутся. Главное в их глазах радость. Значит они под твоей великой защитой наш отец спаситель. Никто не смеет их обидеть. Храни и защищай их Господи. Еще немного. Скоро это будет под силу и мне. Если будет на то воля твоя. Даже если и не… До последнего вздоха моего. Я буду с ними. И никто. И никто…»
Гудо с трудом оторвал свой взгляд от любимых и дорогих сердцу девочек и медленно перевел глаза на того, кто восседал на золоченом кресле и мог стать в этот миг для него и его семьи или Богом или сатаной.
«Лучше уж богом. Добрым и справедливым. Одним решением, одним словом сделавшим Гудо счастливым навсегда».
Гудо с надеждой посмотрел на растирающего по лицу слезы от раздирающего смеха его светлость, а потом невольно посмотрел на право и налево от герцога. Как то странно и притягательно было узреть среди десятков скорченных в сомнительном удовольствии рож, два строгих лица в откинутых на шлемах забралах. Таких строгих, сосредоточенных, лишенных чувственности лиц, что казались искусными масками. Если не сказать больше и печальнее. Такие лица бывают или у покойников, или у тех, у кого сатана выжег все душевное. Это не люди. Это оболочка из мышц и костей, для крепости еще более укрепленная броней доспехов. А внутри этой оболочки нет ничего. Совсем ничего.
Гудо неуклюже поклонился и тут же быстро выпрямился. Спасительная мысль вдруг обожгла его мозг.
«А если действительно… Чего не бывает. Может сам Господь направил меня…»
Гудо поднял левую руку и сотворил из пальцев тайный знак тамплиеров, который он несколько раз видел на рисунках в книгах из черного мешка – наследия таинственных рыцарей и самого таинственного из них мэтра Гальчини.
Ни раззолоченный герцог, ни кто из его окружения не поняли, не приняли и не ответили на тайный знак. Гудо со вздохом опустил голову.
– Тебе же сказали – подними голову! Слышишь ты, сын сатаны и дьяволицы! – раздался грозный, с явно выраженной хрипотцой голос, резко перешедшего от веселья к ярости.