– Так вот почему в этой записке больше ничего нет. И как нам понять, где она? Как нам быть? – снимая шлем и передавая его оруженосцу, спросил французский рыцарь.
И тут же, все три рыцаря одновременно воскликнули:
– Старуха!
На этот дружный возглас старуха тихо ответила:
– Где мой золотой? Перпер, флорин, дукат… Все равно… Но золотой! Она мне обещала, что я получу его сразу же, как передам записку. Где мой золотой?
– Может ее повесить за ноги? – склонился над ухом Рамона Мунтанери его друг и вассал.
Тот отрицательно кивнул головой:
– Ты получишь свой золотой, когда отведешь меня к ней.
Но упрямая старуха только надула щеки.
– Рыцари? – удивленно поднял свои брови Анри де Пелак.
– Мы служим за «хлеб и воду», как верно ты заметил, – ответил ему Райнольд.
– Не удержусь и спрошу…
– Ах, рыцарь, наш дорогой гость, – вздохнул Райнольд. – Когда пришла весть о том, что рыцари Каталонии прибыли на кораблях спасть христиан Константинополя, а значит христиан всей Европы, мой друг Рамон Мунтанери тут же собрался и отправился к ним на помощь. Как же не поддержать доблестных рыцарей из той самой славной земли, откуда пришли наши предки. Как не встать на защиту Христа? Как усидеть дома? Вот и примчались мы. Потом уже расспросили прибывших из Каталонии рыцарей. Их оказалось совсем немного. По большей части прибывшие – это альмоговары – ремесленники, селяне и моряки. Прибывший из Константинополя корабль набирал воинов, согласных служить здесь, в Константинополе. Но желающих покинуть на время Каталонию оказалось очень много. Проклятая чума убила на этой земле половину, а то и более ее жителей. Города опустели. Торговые пути сместились на юг, в Валенсию. Разоренные горожане, купцы, знать и простые воины голодали. Вот основная причина, толкнувшая многих отправиться в Константинополь. Здесь они и согласились нести стражу за «хлеб и воду». Вот и весь «новый крестовый поход». Видишь как все просто. А мы об этом узнали слишком поздно, так как прибывшие «каталонцы» не слишком оказались разговорчивыми. Даже с внуком Рамона Мунтанери. А вскоре к ним стали присоединятся другие рыцари, прибывшие из Европы в надежде на скорую войну. Их не отпускают за городские стены. Кормят, поят… Все так запуталось… Хорошо, что нам не отказывают в хорошей пище и вине. И мы добросовестно несем службу. Но уже скоро мы будем свободны от данного нами слова и к зиме окажемся дома…
– Дома… – застонал Рамон Мунтанери.
– Говори, проклятая колдунья! А не то я тебя задушу, как змею, – не выдержал душевной боли друга рыцарь Райнольд и уже сам схватил посланницу Греты за одежду.
– Золотой! – хихикнула старуха. – Такие, как я старухи, не боятся смерти. Они боятся только голодной смерти.
– Тогда я тебя на нее и обреку! – в гневе воскликнул Райнольд.
– Постой, мой друг. Отпусти. Эй, Жак, подай мне золотую монету. Только выбери ту, что похуже, – велел оруженосцу Анри де Пелак.
– В пустом кошеле и выбирать не приходится, – глухо отозвался Жак, и долго провозившись в своих одеждах, протянул хозяину золотой кружок.
– Вот старуха, твой золотой. Бери и укажи нам то место, где злодеи укрывают похищенную ими красавицу, – красиво, как в романе, сказал французский рыцарь и протянул монету.
Та тут же исчезла в старушечьих одеждах, а их обладательница повернулась спиной. Но не успела она ступить и шага, как на ее плечо опустилась тяжелая рука Анри де Пелака.
– Ты куда, старая ведьма, собралась?
– Я принесла записку рыцарю Рамону Мунтанери и получила за это обещанное…
– И что же теперь? – едва сдерживаясь, спросил французский рыцарь.
– Что теперь? Теперь иду, куда мне следует…
– А, Грета? – не сговариваясь тут же опять дружно воскликнули рыцари.
– Девушка? Спасайте, раз уж вы – рыцари и вам это нужно…
– Ты укажешь нам путь? – едва различимо произнес Рамон Мунтанери.
– Золотой! – тут же ответила старуха. – Еще один золотой…
– У-у-у-у! – застонали рыцари.
И тут же громче, чем было нужно, воскликнул Анри де Пелак:
– Жак, где этот чертов золотой?! Подай мне, олух!
– Олух. Теперь я олух, – обиженно произнес оруженосец. – Из тех флоринов, что граф де Беранж отдал вам вместе с фризом и «Пламенеющим» в обмен на то, что вы отправитесь на край света и десять лет не ступите на порог замка, теперь уже его дамы сердца, прелестной Изабеллы де Витьи, не осталось ничего. Но есть еще та монета, что вы пожаловали мне, после того, как я «Пламенеющим» сразил с десяток бездельников, что оглушили вас тогда, в городке у Тирольского леса. Тогда вы называли меня иначе…
– Хватит болтать, Жак всякую глупость! Ты же слышишь – дело важное, рыцарское!
– Тогда дело было также важным и рыцарским, – глухо и недовольно пробормотал оруженосец, но все же просунул руку за свою кирасу. – В неизвестном городе, посреди ночи… Как бы опять горожане не стали метать в нас камни и копья?
– Не станут же метать они всякую всячину в тех, кто защищает ворота их города? – в надежде повернулся к каталонским рыцарям Анри де Пелак.
– Мы не отходим от ворот. Стараемся не отходить… Для константинопольцев, да и других греков, слово «каталонец» – ругательное, – вздохнул рыцарь Райнольд.
– Час от часу не легче, – развел руки Анри де Пелак.
– Движение многих воинов насторожит жителей и вызовет их тревогу… Если не большее… Пойду сам. Пусть отряд несет службу и не отходит от ворот. И ты мой друг Райнольд заменишь меня. Если конечно… – и Рамон Мунтанери с надеждой посмотрел на прибывшего из далекой Франции рыцаря.
– Дело важное, дело рыцарское, – усмехнулся тот и с силой вырвал из рук оруженосца только что извлеченный из его тайника в одеждах золотой. – Держи старуха монету и веди нас в логово разбойников. Сколько бы их там ни было, они будут жалеть даже в аду, если встанут на пути «Когтя дракона».
– Мой меч не такой устрашающий, но быстрый, проворный и в достаточно умелых руках. А когда речь идет о Грете, то ее похитителям, будь то «синий дьявол» или сам сатана, не укрыться от возмездия, – выхватывая меч, воскликнул Рамон Мунтанери.
– А особенно от «Пламенеющего» в моих руках! – с готовностью добавил и Жак.
Глава одиннадцатая
Это было до того непривычно, что приходилось часто вертеть головой.
Все верно, все правильно. Вот он – всесильный (после бога и василевса) Никифор. Вот он – привычный и своеобразный Константинополь. Вот они – глупые, умные, праздные и суетящиеся людишки. Вот они – торжественно необъяснимые небеса. От чего же Никифор чувствует себя неуютно? Ведь все так прекрасно, что большего желать, только Господа гневить.