Месть палача - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Вальд cтр.№ 143

– Значит, все это время я был между небом и землей?

– Это так, – согласился палач Джеромо.

Гудо усмехнулся, приподнялся и облокотился на несколько пуховых подушек, покрытых узорчатой венецианской тканью.

– Богато живешь, палач, – кивнул головой узник, после того как он медленно обвел взглядом убранство жилища палача.

– Мэтр Гальчини не одобрил бы этого, – улыбнулся Джеромо, – но сейчас другие времена. Другие нравы. И… У меня очень много работы. Венеция щедро ее оплачивает.

– Так значит, мэтр Гальчини…

Палач останавливающе поднял руку:

– Однажды, про себя, я назвал его «отцом». Каждый его истинный ученик – мой брат. Не стал же и ты убивать брата?

– Я не называл Гальчини «отцом». Никогда. Но я благодарен тебе, палач. Я жив, а значит…

Острая мысль пронзила голову Гудо, заставив его вздрогнуть:

– Я жив, а что же с Аделой? А дож? Не мог он потерять интереса к ней и ко мне…

– Верно, – согласился Абеле Дженеро и широко улыбнулся.

– Твоя улыбка говорит мне о том, что он или простил нас, или ему сейчас вовсе не до нас.

– Верно мыслишь, Гудо. Именно! Ему сейчас не до вас. Венеция охвачена смутами, – с восторгом заявил один из глав Совета Десяти.

– О чем ты говоришь с такой легкость? – удивился Гудо.

– Пожалуй расскажу, – кивнул головой Абеле Дженаро. – В то вечер, когда ты умер… Скажем так. Крайне расстроенный дож не нашел ничего лучшего как продолжить пир в своем дворце. Там было множество знатных венецианцев и гостей. Там же присутствовал и… Скажем так – один из молодых и знатных венецианцев. От него и начались неприятности. Этот молодой человек спьяну начал нескромно привлекать к себе внимание одной из служанок жены нашего дожа. Взбешенный предыдущими событиями в камере пыток, Марино Фальеро пришел в ярость и приказал вышвырнуть наглеца из дворца. Но этот буян умудрился проникнуть в зал Большого совета и оставить на троне дожа надпись. Сейчас скажу точно эти слова: «Марино Фальеро жену-красавицу содержит, а другие тешатся». Этим он желал уязвить дожа. Но только привел в невероятную ярость старика. Ему бы произнести несколько суровых слов и приняв во внимание возраст юноши и хорошую его репутацию, слегка наказать. Можно было заставить принести извинения и отпустить его восвояси в дальние земли, а сварливый старик разбушевался со всей нетерпимостью старого человека к нахальному и дерзкому юному поколению. Но власть дожа ограничена рамками клятвы, и поэтому Марино Фальеро развернул привычные для него интриги среди знатных людей Венеции, чтобы осуществить свою месть наглецу и ему подобным. Дож потребовал принятия закона, защищающего его честь и достоинство, а так же карающий тех, кто посягнул на них. Еще он угрожал, что, если такой закон не будет принят, он лично займется обидчиком и теми, кто его покрывает. Далее более.

К настроению старика прибавилось еще несколько случаев, укрепив его в этом решении. Богатые и знатные венецианцы, среди которых был и начальник Арсенала, подали жалобы дожу о том, что они были оскорблены и даже избиты молодыми аристократами. Я говорил тебе о том, что Марино Фальеро в молодости сам был скор на руку и ударил епископа, тянувшего с выносом причастия. Теперь он желал покарать всех молодых смутьянов. Он нашел себе союзников среди стариков, которые говорили: «Опасных тварей нужно связать. Если на них нет управы, их нужно уничтожить». История знает множество случаев, когда аристократы восстают против аристократов и возглавляют народное движение. Но под силу ли это восьмидесятилетнему старику, тем более тому, кто находится во главе такого сложного государства как Венеция? Впрочем, на его стороне сейчас служители Арсенала. А это крепкая и хорошо обученная в военном отношении огромная масса ремесленников. С давними традициями личной преданности дожу. Они выделяют ему телохранителей и сопровождают дожа на торжественных шествиях. Венецию ждут трудные дни. Простолюдины во главе с дожем против лучших людей Венеции. У Совета Десяти много работы. Так что я покину вас.

Кивнув головой на прощание, Абеле Дженаро тут же удалился.

Если бы он задержался, хоть на миг, то смог бы увидеть, как шелохнулись губы Гудо. Он мог бы услышать (по долгу существования Совет Десяти должен все видит и все слышит) шепот Гудо:

– Женщина самое слабое место у любящего мужчины… Ты выполняешь свое обещание, Сильверо Пальмери…

* * *

– Вначале я вырезал все эти фигурки из мягкой сосны. Потом долго трудился над такими же, только из бесценной моржовой кости. Затем мэтр долго и настойчиво учил меня, как передвигать эти фигурки по клеточному полю. И наконец, он стал вбивать в мою голову мудрость древней игры под названием «шантрандж» [312] . Каждая проигранная партия стоила мне дополнительного дня голода или ночных занятий. Я рад Джеромо, что могу вот так запросто проиграть тебе. Рад и тому, что играю в удовольствие.

– А я рад тому, что сегодня впервые за эти месяцы обыграл тебя. А особо рад тому, что ты зовешь меня просто Джеромо. Но сегодня мы, по-видимому, в последний раз имеем такую счастливую возможность. Я уже извещен о том, что с завтрашнего утра у меня будет очень много работы. Жаль, что ты не сможешь мне помочь. Твоя помощь была бы бесценной.

– Я больше не палач, мой друг Джеромо. Да, да… Так отныне и всегда я буду так тебя называть. Во всех своих воспоминаниях.

– И это несмотря на мои иглы, которые принесли тебе столько мучений?

– Теперь я знаю им цену и применение. Этому меня не научил мэтр Гальчини.

– Этому я научился от других… Кажется, к нам гость. Хорошо бы…

– Это и есть Абеле Дженаро.

– Или ты его так ждешь, или ты и впрямь провидец?

Эти слова Джеромо произнес с усмешкой, едва увидев мягко ступающего от двери одного из глав Совета Десяти.

– Налить вина? – указал рукой на кувшин палач Джеромо.

Абеле Дженеро отрицательно закивал головой:

– Нет. Не до этого. У тебя слишком много назавтра работы. А у меня есть дела на всю ночь. Все закончилось. И все начинается. Оставь нас наедине Джеромо.

– Палача выгоняют из тех покоев, что предоставила ему Республика святого Марка?

– Не до шуток, Джеромо.

– Если так…

Палач удалился, прихватив с собой кувшин с вином и блюдо с жареной рыбой.

– Все закончилось? – с замиранием в сердце спросил Гудо. – Добром ли для меня?

– Если ты честно выполнишь наш договор. Все-таки нужно было выпить вина. Я так устал… Сейчас я тебе кое-что расскажу. Два заговора уже пережила Венеция в этом столетии. И оба провалились из-за неспособности заговорщиков держать язык за зубами. Назначив на пятнадцатое апреля вооруженный мятеж против Республики, заговорщики принялись сообщать об этом многим. Один из тех, кому передали это сообщение, даже явился предупредить о нем дожа. Марино Фальеро очень вяло к этому отнесся и поэтому породил в душе доносчика сомнение. В этом сомнении тот стал делиться тайной со многими. Поэтому Совет Десяти получил сообщение о вооруженном бунте сразу же из пяти источников. Мы действовали очень скоро, собрав большой Совет во дворце. Присутствовали синоория, прокуроры, кварантия, главы сестьере и пятеро мировых судей. Кроме того, Совет Десяти и Большой совет успели собрать милицию [313] Венеции численностью восемь тысяч человек. Эта сила могла погасить любые беспорядки. Тут же мы начали аресты всех тех, кто возглавлял готовящийся вооруженный мятеж. Их много. Все они сознаются в руках палача Джеромо. Мы повесим с десяток самых активных на дворцовых окнах, смотрящих на Пьяцетту. Многих вышлем на время из города. Многих простим. Не ясна еще судьба Марино Фальеро. Будет решение суда и приговор. Если вооруженный мятеж против республики и лучших людей Венеции готовился с его ведома и имел его поддержку – ему не сносить головы. Думаю, что глупый и амбициозный старик во всем признает собственную вину. Так что Марино Фальеро уже не дож Венеции. Это дело нескольких дней. Так что… Теперь у нас нет преграды для выполнения договора, который мы заключили. О венецианцах можно думать и слышать, что угодно. Но ни один купец или торговец не скажет: венецианец по злому умыслу нарушил договор. Свое слово я сдержу. В этом меня поддерживает и Совет Десяти. Слово за тобой. Если ли осложнения к выполнению договора с твоей стороны?