– Да, я заметил… Я ее вижу иногда, я в парке на скамейке подолгу сижу, жду, когда она появится.
– И знаете почему? Потому что из парка видно улицу! И она ее боится. А вы говорите – домой! Это может привести ее к нервному кризу, ухудшить ее состояние, это риск, Александр Кириллович. Риск, что память к ней вообще не вернется.
– В конце концов, это не так уж важно, память. Раз Лина сама не хочет ее возвращать… А для меня имеет значение только то, чтобы мы были вместе, чтобы она была рядом, дома. Наша семья – вот что важнее всего!
– Вы забываете, что это для вас семья, для вас она – жена. Но вы для нее – никто, и семья для нее не существует. Она сейчас в некотором смысле сравнима с ребенком, и если ей и нужна семья, то скорее в виде папы с мамой… Вы находитесь в разных системах отсчета.
– А вы что предлагаете?
– Ждать.
– Не может же она бесконечно находиться в больнице!
– Конечно, не может. Но прежде, чем вести разговор о ее возвращении домой, необходимо, чтобы она хотя бы согласилась с вами познакомиться. Чтобы она к вам хотя бы немножко привыкла.
– Но ведь она не хочет меня видеть!
– Последний раз я говорил с ней об этом два дня назад. Поговорю опять сегодня. Надо уговаривать ее постепенно, на нее нельзя давить: она страшно сопротивляется любому давлению, даже мнимому… Что-то в ее подсознании блокирует восстановление памяти – такое иногда встречается в случаях с амнезией. Так что наберитесь терпения.
Терпения! Алекс обвел глазами коридор. Белое, бесцветное, больничное, безрадостное – как тут может захотеться жить, узнавать жизнь? Больные, тоже какие-то выцветшие, блеклые, слоняются по коридору; посетители – и те будто вылиняли. У соседнего окна стоит какой-то молодой человек и, прижавшись лбом к стеклу, смотрит во двор – с тоской. Хоть и не пациент, по костюму видно: посетитель. И то – тоска. Вот что такое больница – тоска! И этот запах. Здоровому жить расхочется.
– Может быть, мне лучше подойти к ней, пока она гуляет, во дворе, и самому с ней познакомиться? «Познакомиться»… Как это странно звучит.
– Я вас понимаю. Но делать этого нельзя, ни в коем случае!
– Почему? Думаете, я ей не понравлюсь?
– Возможно, и понравитесь. А возможно – нет. Никто прогнозировать не возьмется, но вероятность негативной реакции очень высока. Она может испугаться, что способно вызвать у нее нервное потрясение, и тогда наши шансы на скорое возвращение памяти резко уменьшатся. Мы не имеем права так рисковать! Вы должны понять, что амнезия – дело крайне деликатное, тут замешана психика, и заблокированные участки мозга могут навсегда остаться выключенными, если действовать грубо… Тем более, как я вам сказал, Алина сама, подсознательно, пытается сохранить свою амнезию… Как бы вам объяснить… Как если бы она сложила свои воспоминания в некий ящик, заперла на ключ, а ключ потеряла. Но при этом такое положение вещей ее почему-то устраивает, и ключ она искать не хочет.
– Хорошо, доктор. Делайте, как считаете нужным, но только постарайтесь поскорее ее убедить, прошу вас!
– Все, что в моих силах! – оторвался от окна врач. – Заверяю вас, все, что в моих силах, я делаю!
Они двинулись по коридору к выходу.
Молодой человек у соседнего окна повернул голову и долго смотрел им вслед. Когда они скрылись из виду, он тоже двинулся по коридору в сторону выхода.
Сквозь закрытые веки тепло и розово проникало солнце.
Все-таки это неразумно; все-таки надо перестать бояться, надо согласиться на сеансы, которые помогут ей вернуть память; надо встретиться с мужем, надо узнать свое прошлое…
«Прошлое» – такое черное, крепкое, плотное слово. Прямоугольное; черный металлический ящик с тяжелой крышкой. Холодный, черный, тяжелый, с острыми углами, с кованой крышкой… Если эту крышку приподнять…
Оттуда вылетят злые духи и затащат Алину в ящик!
И крышка захлопнется.
Нет! Ни за что.
Отчего прошлое ей кажется таким черным и глухим ящиком? Что там в нем, что-то плохое?
Почему она так решила? Глупости; надо узнать, надо спросить доктора Паршина: пусть расскажет ей о ее прошлом, хотя бы немножко, хотя бы коротко, чтобы только краешком глаза заглянуть в прожитые двадцать пять лет…
Нет, там духи! Они вылетят – и все, и уже будет поздно, с ними никто не сладит; они затащат Алину в черный ящик. Нет.
Но нельзя же жить вечно в больнице, надо из нее однажды выйти: и куда? в прошлую жизнь?
Почему это так надо? Почему, кому она обязана вернуться? Почему нельзя начать новую жизнь, без прошлого? Она его не хочет, прошлое, она хочет начать жизнь заново, разве она не имеет права? Разве они имеют право ее принуждать?
Может, сбежать из больницы?
Розовое и теплое свечение солнца вдруг исчезло, будто его выключили; серая тень легла на ее веки.
Алина открыла глаза.
Перед ней стоял мужчина. Красивый мужчина. Шатен. Высокий. Хорошо одетый. Элегантный костюм, галстук с булавкой, стрижка, как на картинке, благоухание туалетной воды. Он ей улыбался.
Что ему надо, интересно? Его улыбка показалась Алине фамильярной.
Она смотрела на него вопросительно, но он молчал.
– Что вам нужно? – спросила наконец Алина.
Мужчина, не ответив, сел на скамейку рядом с ней. Алина демонстративно отодвинулась.
– Вы меня не узнаете? – проговорил он немного настороженно, хотя по-прежнему улыбаясь.
– Нет, – без всякого любопытства ответила Алина.
Его лицо слегка расплывалось в ее глазах, было нечетким, но она решила не надевать очки – у нее не было ни малейшего желания его разглядеть.
– Совсем не узнаете?
– Бесполезно, – холодно обрезала Алина. – Я вам ничего не могу сказать. У меня амнезия.
– Я знаю, – сказал мужчина, как показалось Алине, с удовлетворением в голосе, которое ее удивило.
– Откуда? – сухо осведомилась она.
Мужчина молчал, разглядывая ее все с той же улыбкой. Алине не понравилось, как он на нее смотрел, как он улыбался, и вообще весь он – совсем не понравился! Она вскочила и двинулась было от скамейки…
– Постой, Аля, – догнал ее голос мужчины. – Постой. Я твой муж.
Крышка черного ящика медленно, тяжело приоткрылась. Духи зашевелились.
Как доктор Паршин мог разрешить ему к ней подойти?! Это нечестно; он обещал ей полный покой!
– Подожди, – сказал Муж. – Одну секунду. Ты ничего не хочешь знать, твое право; но ты должна узнать одну вещь, только одну. Потом будешь решать сама, что делать.
Алина присела, спиной к нему, и замерла на краешке скамейки. Духи завладели ее телом, схватили, загипнотизировали; она чувствовала себя парализованной, тело ее не слушалось, сознание приготовилось к прыжку в бездну, в черный ящик, и голова кружилась с тихим звоном.