Голая королева - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Гармаш-Роффе cтр.№ 62

– Я хожу на работу, ты чего? – удивился Мурашов.

– В таком виде?!

– Представь себе. Я только днем прихожу сюда, в перерыв…

– Ну ты даешь!

– Ты неправильно понял, Кис. Я не опустился – я изменился. Мне надоело делать то, что надо кому-то. Носить костюмы и галстуки, потому что так надо. Быть любезным со всеми и всем нравиться – потому что так надо. Даже бриться – потому что так надо! Посмотри, разве мне не идет бородка?

– Идет, – усмехнулся Кис.

– Вот видишь!

– Скажем прямо, будучи совладельцем и директором издательства, можно себе это позволить. Рядового сотрудника ты бы сам уже давно выгнал.

– Этим-то обстоятельством я и пользуюсь, – кивнул Алекс. – Вот думаю, не проколоть ли ухо, не носить ли мне еще и серьгу? – прищурился он хитро.

Кис рассмеялся.

– Ну и правильно.

– Ты насчет серьги? – осведомился Алекс.

– Нет, насчет того, чтобы всем нравиться. Пустое это дело. К тому же у тебя плохо получается, мне ты, к примеру, вовсе не понравился.

Алекс хмыкнул.

– Я заметил.

– Да я и не скрывал… Знаешь, я сторонник того, что все хорошо в меру. А когда через меру стараешься, то только хуже выходит, фальшиво. Слащаво. Меня прямо затошнило.

– Ну ты любезный сегодня! Спасибо.

– Не за что, чего там, свои люди. Ладно, не обижайся, ты прав: нужно быть самим собой. Помнишь сказочку про дедушку, мальчика и осла? Хоть ты так, хоть этак, а все найдется народ, который скажет: не годится, не нравится, неправильно… Я лично давно понял: нет смысла напрягаться – всем не угодишь. Будь самим собой – по крайней мере, себе понравишься, что уже совсем неплохо…

– Тебе удалось?

– Что? – не понял Кис.

– Самому себе понравиться?

– Ну… – смутился слегка Кис, – в целом, в общем…

– …даже очень! – закончил за него Алекс со смехом. – Ладно, чего стесняться, свои люди, как ты выразился. Мне ты тоже нравишься, если тебя это может утешить.

Кис сконфузился окончательно.

– Это, наверное, по теории твоего заместителя Севы, оттого, что я тебя невзлюбил… – пробормотал он.

Алекс, забавляясь, смотрел некоторое время с улыбкой на детектива.

– Или оттого, что ты этого не скрывал, честный малый!.. Вечером свободен?

– В конце недели.

– Приезжай ко мне.

– Договорились. Пока, Алекс, я помчался, дела!

И, смущенный, Кис потрюхал по аллее, не оборачиваясь.

Конец недели выдался стылый и пасмурный, дождь бестолково и занудно барабанил по крыше дрессированным зайцем. Было довольно холодно, Алекс предложил растопить камин, и вскоре сереющий в неприветливых сумерках дымок потянулся над крышей.

…Сколько удовольствия и уюта ощутить зыбкую, тонкую плоть жара, исходящего от камина, где пламя сосредоточенно пляшет свой шаманский танец среди почерневших камней! Золотые отблески бегали по гостиной; Кис с Алексом удобно вытянулись в глубоких креслах; коньяк в рюмках ответно вздрагивал искрами огню, и к терпкому запаху поленьев примешивался изысканный запах дорогих сигар, которые Алекс предложил Кису опробовать.

Они философствовали. Разговор плавно и непринужденно скользил от одного предмета к другому; каждый был волен высказаться или молчать. Но это была только видимость, неправда, прикидка: на самом деле Алекс все заворачивал разговор на Алину, на их отношения, на попытки объяснить случившееся, а Кис подыгрывал, снисходительно прощая собеседнику эту слабость.

– Я не сторонник, – мудрствовал в ответ Кис, – самокопаний, Алекс. И ты теперь тоже пустился в самоедство, хочешь все разобрать на части и заново собрать. Как и твоя жена. Все это, конечно, неплохо… Но до некоторой степени, только до некоторой степени, в меру! Отчего люди вечно бросаются в крайности?

– По-другому не умеют, наверное.

– А мозги на что? Чтобы ими шевелить, нет? Иногда достаточно только руку протянуть для ласки, только твердо слово сказать для отказа… Ан нет, руку заробеют протянуть, слово не осмелятся сказать, а когда уже совсем невмоготу станет – проще революцию устроить, жизнь всю перевернуть, все сначала начать! Крайности имеют разрушительную силу, скажу я тебе…

Кис думал о поведанной Катей истории, и, позволь он себе поделиться мыслями с Алексом, он сказал бы: «Вот, например, сумей тогда Алина решительно сказать «нет» дяде – то, возможно, он бы отступился? Хотя бы из страха огласки. Но она не сумела, она смолчала, скованная страхом, привычкой послушания, отсутствием опыта, боязнью позора… И, пожалуйста, – у нее остался только один возможный выход: банка с маринованной волоконницей Патуйара…»

Боже упаси, Кис вовсе не осуждал Алину – она защитила свою честь и свою душу, как сумела; он просто философствовал. Уж если на то пошло, это вообще типично для русского характера, стоит только в отечественную историю заглянуть, такой вот национальный генотип: кушаем дерьмо, кушаем, а то даже и от удовольствия причмокиваем, и в придачу спасибо говорим, и в ноги батюшке диктатору (как он ни зовись) плюхаемся; а потом вдруг р-раз! – и революция, бунт. Да какой! Сразу «кровавый и беспощадный». Нет бы там, как в других странах, гнуть свою линию твердо, но потихоньку, полегоньку, понемножку – забастовки, демонстрации-манифестации…

– Ты что замолчал? – поинтересовался Алекс.

– Об особенностях национального характера задумался, – уклончиво ответил Кис. – Так вот, Алина: она, должно быть, в школе была из тех учеников, которые, сделав пару помарок, переписывают заново всю тетрадь – чтобы все было красиво и безупречно. Чистюля! Она и в жизни своей такая: пожила с Марго и ее компанией, нашла ошибки – решила все заново переписать. Сбежала, жила одна, трудно, но «правильно». Потом ты ей встретился, опять новая жизнь; она ее приняла, пожила, снова нашла ошибки – снова решила все переписать: уйти от тебя и все начать сначала… Ее, кажется, с детства приучили переделывать плохо сделанную работу – вот она и переделывает без остановки, род навязчивой идеи… Теперь-то, после амнезии, ей куда трудней будет: ей не переписывать, ей с белого листа писать свою жизнь придется: свою биографию, свое прошлое, саму себя…

Алексей внутренне прислушивался к своему голосу: не слишком ли он назидателен? Но Мурашов слушал его с задумчивым вниманием – хоть пиши картину «Юноша внимает старцу»…

Конечно, не потому, что Кис старше на каких-то два года. Дело, видимо, в том, что, художник по природе, Мурашов не был силен в анализе и логических построениях, и его должна была привлекать способность Алексея облекать в слова, формулировать то, что Алекс чувствовал и сам, – таким образом он получал подтверждение своим чувствам и их словесное выражение.

– Ты не думай, это не теория – это прожитое, – продолжал Кис. – Я сам свою семью так потерял. Да теперь уж что об этом говорить, мы восемь лет назад развелись. Могу только советы теперь давать подрастающему поколению…