Схватив ее руку, он стал стягивать кольцо с ее пальца, а когда она засопротивлялась, вцепился в ее запястье как клещами, так что Алиенора невольно всхлипнула. Тяжело дыша, победно блестя глазами, он сжал трофей в кулаке и вышел из комнаты. Алиенора отчаянно зажмурилась, ее захлестнуло нестерпимое чувство опустошения и безысходности. Но ни слезинки не выкатилось из ее глаз.
Появились двое приближенных к Генриху рыцарей и повели ее обратно. Ко всему безучастная, шла Алиенора с ними через двор. Там стояли наготове три обоза. На один погрузили вещи короля, два других предназначались для женщин. Сам Генрих намеревался возглавлять колонну, его белый иноходец уже стоял под седлом. Не глядя на Алиенору, король поставил ногу в стремя, устроился в седле и пустил коня галопом. Толпа рыцарей рванулась за ним, включая Амлена. Изабелла же осталась с другими дамами и детьми.
Алиенору затолкнули в повозку отдельно от прочих женщин, и Изабелла, прищурившись, повернулась к Роберту Модиту.
– Я поеду с королевой, – заявила она, – и леди Иоанна, и лорд Иоанн тоже.
– Но король…
– …мой деверь, и у него есть другие заботы, кроме этой. Я переговорю с ним, как только смогу, но пока я полагаюсь на ваше милосердие и здравый смысл, милорд.
Модит насупился, но уступил желанию Изабеллы. Она посадила детей в повозку, а затем сама забралась внутрь и уселась рядом с Алиенорой среди подушек.
– Это переходит всякие границы, – бормотала подруга, разглаживая платье. – Как они смеют так поступать с вами?
Алиенора покачала головой:
– Генрих всегда действует по собственной прихоти и только в своих интересах. – Она взглянула на светлую полоску на пальце, оставленную подарком императрицы.
Повозка покатила прочь из Саутгемптона, прочь от моря. Они проезжали поля, благоухающие после дождя всеми головокружительными запахами лета, в лужах на дороге играло солнце. В такой день хорошо выехать на конную прогулку с соколом, а не тащиться под присмотром вооруженной охраны к месту нового заточения.
– Куда направляется Генрих?
– Амлен сказал, в Кентербери, – ответила Изабелла. – Помолиться у гробницы архиепископа Томаса и покаяться в грехе, каково бы ни было его участие в убийстве Бекета.
– Покаяться? – Алиенора насмешливо фыркнула. – Он так сказал?
Изабелла смутилась:
– Возможно, Генрих искренне сожалеет.
– Конечно сожалеет. О том, что надо разыгрывать спектакль с искуплением грехов, – процедила Алиенора, скривив рот. – Но если он собирается припасть к гробнице Бекета, то не от угрызений совести. Генрих просто боится того, что случится, если он этого не сделает. Муж в жизни не падал на колени и не молил о прощении. Томас был ему как кость в горле, и весьма удобно, что теперь он мертв. Нет, – с ехидной усмешкой продолжала она, – Генрих распластается у могилы Бекета, и это будет лучшее на свете представление на тему раскаяния и набожности. Он знает: единственный путь сохранить свое влияние – это разыграть фарс, который отвлечет внимание от персоны Бекета и сделает Генриха христианской притчей во языцех. Это положит конец междоусобицам, а мелкие бунты задавят его головорезы-брабантцы.
Изабелла, ошеломленная, уставилась на королеву.
– И не смотри на меня так, – устало произнесла Алиенора, – я знаю, что говорю. Ты всегда видишь в людях только хорошее, и это помогает тебе в жизни, но я не могу не замечать того, что творится у меня под носом. Я доверяю тебе, как никому, и благодарна за твое участие. Но как бы сильно ты ни желала облегчить мою судьбу, Амлен и дети значат для тебя больше, а твой муж все же брат Генриха. Со мной ты окажешься на краю пропасти, но прыгать не станешь – и я не виню тебя за это…
Изабелла закусила губу.
– Да, я всегда стараюсь видеть в людях лучшее, – помолчав, призналась она. – Иначе не могу. – Ее глаза наполнились слезами. – Я сделаю для вас все, что только в моих силах. Может, я и не прыгну, но обещаю кинуть вам веревку и никогда ее не отпускать.
* * *
До Сарума добрались к концу дня, повозка со скрипом поднялась по склону к стоящему на горе белостенному замку. Зимой он продувался ледяными ветрами, гуляющими среди известковых холмов, в ставни вечно барабанил дождь со снегом – дикое, заброшенное место, серое, холодное и беспросветное, как отчаяние. Даже сегодня, в ясный летний день, недружелюбный бриз обдувал старинную насыпь и срывал со стен башни штандарты. Как долго собирается Генрих держать ее здесь? Пока она не умрет от сырости и одиночества? Пока голос ее не растает в свистящем ветре?
Алиенора вышла из повозки и глянула на небо. Снова наползали грозовые тучи, но сквозь них еще пробивалось серебряное сияние и ярко освещало замок и стоящую за ним церковь.
Нет тюрьмы страшнее, чем тюрьма разума. Можно упасть в колодец мрачного уныния или ухватиться за этот проблеск света и сохранить надежду. Если найти свободу внутри себя, Генрих не сумеет причинить ей боль, и, даже потеряв все, она победит.
Ее самое тяжелое испытание только начиналось.
От автора
«Зимняя корона» – второй роман в моей трилогии об Алиеноре Аквитанской, одной из самых известных и ярких королев Средневековья. Как я отмечала в послесловии к «Летней королеве», зачастую наши знания об исторических фигурах далеко не полны и зависят от того, как и с какой точки зрения интерпретируются.
Наиболее часто я сталкиваюсь с двумя мнениями об Алиеноре: во-первых, что она была самой влиятельной женщиной в Средние века, и, во-вторых, что она опередила свое время. Эти мнения отражают стремление оценивать Алиенору по меркам нашей собственной культуры, и я не совсем согласна с ними, хотя не отрицаю, что она обладала сильным характером и несгибаемой волей. На мой взгляд, Алиенора являлась женщиной своего времени, вынужденной противостоять властным мужьям, которые твердо знали свое место в обществе и считали, что жена, в силу естественных законов, должна подчиняться мужу. Особенно сложно ей приходилось с Генрихом II, который не желал ни с кем делиться властью.
В начале супружеской жизни Генрих все же доверил Алиеноре править Англией, пока сам вел дела на континенте, но в то же время назначил в ее свиту своих людей, в том числе сенешаля и канцлера. Алиенора не имела свободы действий, а должна была согласовывать каждый шаг с королевскими советниками – такими, как влиятельный юстициар Генриха Ричард де Люси. С течением времени все важные сферы управления государства отходили к людям вроде де Люси, а полномочия королевы сокращались. Можно смело утверждать, что Алиенора играла в государстве меньшую роль, чем ее предшественницы и ее свекровь императрица Матильда, чье влияние в управлении Нормандией заметно ощущалось в середине XII века и к чьим советам нередко прислушивался Генрих.
Я почти не сомневаюсь в том, что Генрих испытывал двойственные чувства к тому, что его супруга была богатой, образованной женщиной, не менее умной, чем он сам, и на девять лет старше, а значит, и опытнее его. Взаимоотношения с матерью – это другое дело; матери он мог доверять, что бы ни случилось, и знал: она всегда будет на его стороне. Думаю, по отношению к Алиеноре у него такой уверенности не было.