Тесей. Царь должен умереть. Бык из моря - читать онлайн книгу. Автор: Мэри Рено cтр.№ 59

– Сколько тебе лет? Когда болел в последний раз? Откуда у тебя эти шрамы?

Отвернувшись от гнилого дыхания, я заметил на себе взгляд Лукоса, который пожал плечами, словно бы говоря: «За этих я не в ответе. Ты имел дело с благородным человеком и не понимал, что это нужно ценить».

В толпе начали поворачивать головы; следуя их взгляду, я поглядел в сторону крутой улицы с высокими домами по обеим сторонам. По ней спускалось трое или четверо носилок, за ними виднелись еще и еще. Скоро они заполнили всю мостовую между сточных канав. Лукос казался довольным собой, и я понял: он держал нас здесь отнюдь не ради развлечения сброда.

Носилки приблизились. На первых, в кресле на ножках, сидел мужчина, гладивший кота в бирюзовом ожерелье. Далее следовало двое женских носилок, за открытыми занавесками располагались дамы; слуги бежали бок о бок, чтобы госпожи могли сплетничать по дороге. Порхающие руки помогали беседе: они склонились друг к другу, едва не переламывая плечи носильщиков – людей небольшого роста. Сидевшие в носилках были много выше и светлее критян. Я понял, что они из дворца, ведь дом Миноса имел эллинскую кровь, а при дворе разговаривали по-эллински.

Носилки останавливались, слуги извлекали из них подобных драгоценным камням знатных мужей и жен, подавали им собачек, веера, зонтики. Похоже, что каждый явился с игрушкой; один юноша был с обезьянкой, выкрашенной в синий цвет. И – вы не поверите мне – у всех этих мужей, разделявших каждый день общество царя, пивших его вино, евших его хлеб, не нашлось даже одного меча.

Придворные сошлись, здороваясь поцелуями или прикосновением ладоней, зазвучали высокие и чистые голоса. Греческие слова они произносили не искажая, однако с тем ужасным критским выговором, который так терзает уши обитателей материка. На Крите знают больше слов, чем мы, потому что они все время говорят о том, что думают и ощущают. Но вообще-то их нетрудно понять. Жены называли друг друга уменьшительными именами – так у нас обращаются только к детям; мужи называли их без всякого разбора словом «дорогая», словно бы они были за ними замужем, впрочем, по их поведению ничего нельзя было понять; одну из женщин на моих глазах по очереди целовали трое мужчин.

Лукоса они приветствовали радостно, но без особого уважения; ясно было, что, с их точки зрения, он был слишком уж критянином. Однако и ему досталось несколько поцелуев. Женщина с парой голубок на плече проговорила:

– Видишь, дорогой мой, как мы доверяем тебе; для кого еще проделали бы мы такой долгий путь под полдневной жарой, только услыхав шепоток о том, что ты привез нечто новенькое.

Мужчина с котом сказал:

– Надеюсь, что твои лебеди не окажутся простыми гусями.

Тут подошла женщина с лицом старухи и волосами девушки – тогда я еще ни разу не видел парика. Она опиралась на руку молодого человека – сына или мужа, трудно было сказать.

– Показывай! Показывай! – закричала она. – Мы приехали первыми и должны получить награду. Это и есть та девушка? – Она уставилась на Хрису, жавшуюся к моему боку. – Но она совсем дитя. Вот года через три – другое дело, тогда из-за нее могли бы жечь города. Жаль, что ей не дожить до этого!

Я ощутил, как дрогнула под моей рукой ладонь девушки. Молодой человек пригнулся к уху старухи:

– Они понимают нас.

Приподняв брови, она отодвинулась, словно бы считая нас чересчур дерзкими.

– Ну что ты, друг мой, в конце концов, это всего лишь варвары. Они не способны чувствовать так, как мы.

Тем временем Лукос разговаривал с владельцем кота, и я слышал, как тот отвечал:

– Да-да, не сомневаюсь, но это не важно. Материковые царьки размножаются словно кролики; у его отца таких молодцов наверняка не меньше пятидесяти.

– Но этот – законный, – заметил Лукос. – Более того – наследник. Конечно, я в этом уверен, нужно было видеть всю сцену. Но что еще более интересно – он отправился сюда по собственному желанию. Насколько я понимаю, предложил себя Посейдону.

Молодая девица с оленьими глазами, подведенными, чтобы казались еще больше, сказала:

– Выходит, эти материковые царьки до сих пор приносят себя в жертву? Как в старых песнях? Как интересно быть мужем, путешествовать по таким диким землям. Скажи мне, кто из них царевич?

Ее подружка заслонила рот веером из фазаньих перьев и прошептала:

– Сама увидишь.

Они отвели глаза с накрашенными синими ресницами и посмотрели вниз. Я начал замечать, что эти жены смотрят на девушек и говорят о них так, словно те уже мертвы; к нам, мужам, отношение было иное. Я удивился этому.

Двое мужей обошли нас, насыщая свой взгляд без развращенной бойкости игроков, скорее с прохладцей, словно бы осматривали коней. Я услыхал, как один из них произнес:

– Не понимаю, зачем Лукос затеял это представление. Если бы он подождал до торгов, то и сам получил бы шанс.

Второй отвечал:

– Нет, не он один знает обычай. Должно быть, он хочет, чтобы о нем говорили, иначе продал бы новость сам знаешь куда.

Первый огляделся вокруг и проговорил:

– Из нижнего дворца никого. Если он узнает последним, Лукос пожалеет об этом.

Второй молча поднял брови и повел глазами. Я проследил за его взглядом.

Приближалось еще одно кресло, точнее говоря, тележка. Тянули ее два огромных вола, рога их были выкрашены в алый цвет, а кончики позолочены. Кожаный полог на четырех резных шестах затенял подобное трону кресло, в котором сидел мужчина. Очень смуглая – не ржавого цвета, как у природных критян, – кожа его отливала зеленью спелых олив. И еще – он был массивный, как буйвол; шея, пожалуй, не уже головы, и лишь полоска иссиня-черной бороды разделяла их. На низкий лоб набегали завитки намасленных черных кудрей; черные ноздри широкого носа выпячивались наружу. Можно было бы сказать, что у него звероподобное лицо, однако толстогубый рот явно принадлежал мыслящему человеку. А вот глаза его мне ничего не сказали. Они просто смотрели, а сам он решал тем временем, как поступить. Безразличный взгляд напомнил мне о чем-то из давно забытого прошлого.

Кресло приблизилось, и слуга остановил волов. Придворные принялись приветствовать новоприбывшего, с изяществом прикасаясь кончиками пальцев ко лбу; он отвечал небрежно и грубо – буквально движением пальца. Не выходя из кресла, он поманил к себе согнувшегося в поклоне Лукоса. Я едва мог разобрать их слова.

– Ну, Лукос, надеюсь, что ты уже потешил себя. Но если ты думал угодить мне, значит ты больший дурак, чем кажешься.

Скажи это вождь во время похода, в таких словах не было бы ничего предосудительного. Но среди всего здешнего жеманства и любезных слов – казалось, дикий зверь вломился в перепуганную толпу. Все присутствовавшие отступили назад – чтобы не показалось, что они прислушиваются к разговору.

Лукос ответил:

– Мой господин, здесь никто ничего не знает. А это представление в гавани юноши и девушки устроили сами, развлечения ради. Люди решили, что я успел натаскать их, но я ничего не сказал и приберег правду лишь для тебя. В них кроется больше, чем знают они сами.