Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1915 год. Апогей - читать онлайн книгу. Автор: Олег Айрапетов cтр.№ 47

Сам А. А. Адрианов после этого внушения и личного отчета о случившемся перед императором заявил в интервью газете «Утро России» о том, что все произошедшее было совершенной неожиданностью для властей и что повторение абсолютно недопустимо: «Бороться с немецким засильем необходимо. Но надо вести культурную работу, не прибегая к приемам дикарей. Необходимо вести экономическую войну с оставшимися немцами внутри России. Надо развивать отечественный капитал, делать его более гибким и предприимчивым. Но до тех пор, пока действуют законы Империи, имущество хотя бы и врагов должно охраняться. Никакие погромы допущены быть не могут! Повторяю, что никакая агитация, возбуждающая население против германских или австрийских подданных, не может иметь места. Если это будет обнаружено, то по городским и земским делам присутствие, безусловно, закроет занимающееся подобной агитацией общество за его вредную деятельность»3.

Казалось, октябрьские события в Первопрестольной ушли в прошлое. И все же они повторились через семь месяцев. Обстановка в городах была весьма напряженной и без известий о неудачах на фронте. Начали чувствоваться дороговизна жизни, наплыв беженцев и усталость от войны, которая оказалась более длительной, чем ожидалось. С августа 1914 по февраль 1915 г. цены на товары, потребителями которых были прежде всего малообеспеченные слои населения, значительно выросли. В Петрограде повышение составило: соль – на 57 %, ржаная мука – на 18 %, пшено – на 21 %, гречневая крупа – на 51 %, мясо третьего сорта – на 26 %, молоко – на 25 %, сахар – на 14 %. Схожая картина с небольшими колебаниями наблюдалась и в Москве, где также прежде всего дорожали продукты народного потребления: ржаная мука, печеный хлеб, пшено, соль, яйца и т. п.4

Из октябрьских событий в Москве не было сделано надлежащих выводов. 26 января (8 февраля) 1915 г. в Московском окружном суде было рассмотрено дело пяти подростков – участников погромов, схваченных с поличным во время грабежей. Обвиняемые признались, но после недолгих прений и часового совещания судей были оправданы5. Мотивы этого решения достаточно ясны, но вряд ли его можно было бы назвать своевременным. В апреле 1915 г. на мясных рынках Петрограда прошли волнения. 7 (20) апреля 1915 г. в качестве протеста против цен на мясо на рынке женщины стали переворачивать лари торговцев и избивать их. Порядок был восстановлен полицией6. Через день все повторилось, и на рынке пришлось установить постоянное дежурство полиции7. 8 (21) апреля беспорядки начались в Москве: в булочной на Большой Пресне закончился хлеб, хозяин отказался открывать ее, в результате перед дверями собралась толпа в 4 тыс. человек, в основном состоявшая из женщин и подростков. И те, и другие вели себя очень агрессивно, в результате вновь пришлось прибегнуть к помощи полиции. При разгоне толпы камнями были ранены три пристава и два городовых, задержаны 20 человек8.

Такова была только часть проблем, с которыми предстояло справиться новому главноначальствующему в Москве. Ф. Ф. Юсупов был человеком несерьезным и неопытным, к тому же только начал входить в сложности исправляемых им должностей9. Безусловно, это ослабляло контроль над положением в столице, которое, казалось, не могло вызвать опасений. 11 (24) мая в городе прошла очередная патриотическая демонстрация в честь вступившей в войну на стороне Антанты Италии. Под русскими и итальянскими флагами с портретами Виктора-Эммануила III и Николая II демонстранты прошли к итальянскому консульству, затем по Мясницкой и Тверской улицам к резиденции Ф. Ф. Юсупова, который приветствовал их с балкона. Шествие прошло без эксцессов10. Несмотря на бравурное начало, первые шаги главноначальствующего не позволяли надеяться на быстрое решение проблем. Скорее наоборот, он мог создать новые. Так, например, генерал довольно быстро убедился в том, что никакой дороговизны в городе нет, а есть только желание некоторых торговцев поднять цены на продукты, которое легко преодолевается установлением «определенной максимальной таксы». Об этом своем наблюдении он поведал московской прессе всего через пять дней после вступления в должность11. Ф. Ф. Юсупов быстро показал, что возлагавшиеся на него при назначении надежды были ошибочными12.

Князь и ранее был способен удивить словом и делом. Так, в январе 1915 г. он посетил Францию в качестве посланника императора с целью вручения русских орденов отличившимся французским военным и своим экстравагантным поведением не снискал уважения у союзников. Между прочим, в разговоре с президентом Р. Пуанкаре Ф. Ф. Юсупов пустился в следующие рассуждения: «Он рассказывает мне, что в России на каждом шагу видишь следы немецкого влияния, что в Москве полиция находится в руках Германии, что в России не осмеливаются изгнать немцев ни из торговли, ни с государственных должностей, потому что у немцев защитники при дворе, у великих князей, во всех кругах общества. С такой свободой выражается посланец императора. Правда, после этой поправки он добавляет, что император твердо решился вести войну до победного конца»13.

16 (29) мая «Голос Москвы» продолжил свою агитацию к борьбе с внутренними немцами: газета призвала высылать из города проживавших в нем подданных Австро-Венгрии и Германии – таковых оказалось около 2 тыс. человек14. В тот же день в московских газетах был опубликован и первый список высланных, после чего подобного рода колонки на 100 и более фамилий стали повседневными15. Возможно, пребывание подданных враждебных государств в Москве в это время и было излишней мягкостью, но избранные меры борьбы с этим излишеством трудно назвать разумными. Грань между немецко-австрийскими подданными и русскими немцами постепенно стиралась. Выйти из смыслового тупика смогло «Русское купеческое общество для взаимного вспомоществования», которое приняло решение исключить из своих рядов «всех членов австро-германской национальности». Исключение делалось только для тех, кто сражался в рядах русской армии или был русским подданным в трех поколениях16.

Отступление Юго-Западного фронта продолжалось. 21 мая (3 июня) Ставка официально сообщила об оставлении Перемышля17. Сообщая Николаю II об этом событии, Николай Николаевич (младший) писал: «Еще во время пребывания Вашего Императорского Величества на Ставке обстановка в Галиции сложилась в таком виде, что удержание полуразрушенного Перемышля при отсутствии достаточной артиллерии, и крайней скудости боевых припасов, и невозможности удержать в наших руках Ярослав и Радымно стало задачей весьма трудной. Принципиально тогда же было решено смотреть на Перемышль не как на крепость, а как на участок заблаговременно подготовленной позиции, удержание коей в наших руках с военной точки зрения являлось целесообразным лишь до тех пор, пока оно облегчало нам маневрирование в районе Сана. Ваше Императорское Величество изволите помнить, что оставление нами Перемышля было решено в ночь с 7/20 на 8/21 мая и только соображения о том впечатлении, которое произведет на общество оставление этого пункта, заставляли выбиваться из сил, чтобы сохранить его за на, ми (выделено мной. – А. О.)»18.

Пресса в целом заняла вполне взвешенную позицию по отношению к случившемуся. Передовица «Утра России» от 22 мая (4 июня) убеждала читателя: «Наша войска отошли от Перемышля и заняли соседнее расположение к востоку от него. Спокойно и хладнокровно, с несокрушимой верой в конечный исход борьбы нашей с Германией должно отнестись русское общество к этому известию. Судьба нынешнего, очередного натиска германских армий, на этот раз на наш германский фронт, не может зависеть от того, стоим ли мы перед развалинами Перемышля или отошли на несколько верст от него»19. Никакие соображения не помогли смягчить удар в сознании общественного мнения. 5 июня, получив телеграмму от генерала В. де Лагиша, Р. Пуанкаре записал в дневнике: «Это произвело удручающее впечатление в России, страна чувствует себя униженной и разочарованной»20.