Семейная педагогика. Воспитание ребенка в любви, свободе и творчестве - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Азаров cтр.№ 29

Как-то поделился своими мыслями с Юрием Федоровичем Карякиным, специалистом по Достоевскому. Показал ему фрагменты, где Лосский, анализируя творчество Достоевского, называет гордость сатанинством. Карякин ответил, что он разделяет мысли Лосского: «Да, гордость – сатанинское свойство…»

Я снова высказал некоторые сомнения: уж слишком категорично. Есть же разные градации гордости. Впрочем, пусть судит читатель. Вот основные определения Лосского:

• Гордость в своей крайней степени есть вознесение своей личности выше всех и выше всего, что существует и что возможно. Абсолютно гордое существо живет и действует, руководясь сознательно или безотчетно следующими положениями: Мое решение устанавливает или даже творит ценности, поэтому моя воля должна господствовать над всем, что совершается; все, что происходит, должно следовать моему плану и указанию; никто не смеет порицать или даже хвалить, то есть оценивать…

• Гордость есть грехопадение.

• Гордый человек, если он богато одарен духовно, стремится к полноте жизни не для себя только, но и для всех существ, по крайней мере для всех людей и своих сограждан, но он хочет самоосуществиться не соборным творчеством, а по своему единоличному плану.

• Уверенность в своем превосходстве и праве руководить другими приобретает характер властолюбия. Высокоодаренный гордый человек хочет творить свою жизнь, как красивое целое, но эта красота нужна ему для самоуслаждения… настоящий гордец не нуждается в оценках и одобрениях…

• В состав полноты бытия входит у гордого человека и чувственная жизнь, но при условии, чтобы другое существо беспрекословно подчинялось ему.

• Если говорить о пороках и грехах, то вместе с гордостью обыкновенно находятся все семь смертных грехов: высокомерие, жадность, властолюбие (страсть к роскоши), зависть, обжорство, злоба, тоска (уныние).

Гордые бывают двух категорий: те, кто себя ставит выше Бога, их жизнь так или иначе связана с богоборчеством; и те, кто с помощью Бога отгораживаются от людей, дескать, я люблю все Божественное и ненавижу земное, человеческое. Большинство рецидивистов верят в Бога, так, по крайней мере, считают сами, но, следуя своему принципу вседозволенности, убивают, насилуют и грабят других. Герой Достоевского Версилов говорит о гордецах такого рода: «Тут причина ясная: они выбирают Бога, чтобы не преклоняться перед людьми… Из них выходят чрезвычайно горячо верующие, – вернее сказать, горячо желающие верить; но желание они принимают за самую веру. Из этаких очень часто бывают под конец разочаровывающиеся».

Иногда, замечает Лосский, гордость обращается в свою противоположность – уничижение: «Бей меня, топчи, я – ничто!» Уничижение нередко переходит в мазохизм или в садомазохизм. Другой герой Достоевского Аркадий говорит: «Я знаю, что товарищи смеются и презирают меня, но мне это-то и любо…»

Гордость, по мнению Лосского, есть источник бесчисленных искажений души, и ведет она неизменно к катастрофе, ибо в Библии сказано, что всякий возвышающий себя будет поставлен на место. Один из разделов его книги так и называется: «Честолюбие, самолюбие и другие виды зла дружно соседствуют в человеческом характере». Лосский устанавливает разницу: если гордость есть самопревознесение, не нуждающееся в чужом признании, то честолюбие представляет собой высокую степень превознесения себя, потому что честолюбец, как и гордец, находит удовлетворение в оценке его личности, талантов, трудов и другими людьми – в их признании, похвале, восхищении. Духовно одаренный честолюбец, как и гордец, удовлетворяет свою страсть высокими средствами – художественным творчеством, научными трудами, социальным реформаторством.

Снова и снова, погружаясь в философию русского Серебряного века, я пытаюсь реабилитировать в своей душе то, что мы именовали гордостью. Снова и снова опрашиваю тех, кто выстрадал добрые искры своей души долгими мучениями. И вот какие ответы:

– Все это не так, – обобщил седой, умудренный жизнью человек. – Для нас, бывших советских, гордость была последним прибежищем спасения. Это та крайняя точка самозащиты, где человек ставился на край бездны: либо он сохранит свое достоинство и погибнет, либо выживет, потеряв свое лицо, честь, остатки растоптанного благородства.

Мы расставили вокруг себя словесные капканы и ловушки, боясь нарушить созданную нами же их лживую первозданность, страшась того, что за малейшую провинность нам не сносить головы.

Раскрываю словарь Даля. За словом «гордый» не значится ни одного приемлемого положительного оттенка. Оно означает «надменный, высокомерный, кичливый; надутый, высоносный, спесивый; зазнающийся; кто ставит себя самого выше прочих». Есть еще и такие слова – гор-дыбачить, что означает фордыбачить, неумно и дерзко молодцевать, пускаться на грубые выходки, бахвалить и грозить.

Мы оказались в семантическом плену горделивой этики. Этики кичливого чванства, спесивого зазнайства и надутого бахвальства.

Гордиться – кичиться, зазнаваться, чваниться, спесивиться, тщеславиться, ставить что-либо себе в заслугу, в преимущество.

Поговорка: «Сатана гордился – с неба свалился; фараон гордился – в море утопился; а мы гордимся – куда годимся?»

Мы оказались в семантическом плену горделивой этики. Этики кичливого чванства, спесивого зазнайства и надутого бахвальства.

Я так понял Лосского: существует три типа творцов. Первый – постоянное противоборство с другими людьми, утверждение приемлемыми средствами своей эгоистической исключительности. Опирается только на свою изолированную творческую силу. Источник творчества – конфликт и жажда реванша. Вместо чудодейственной полноты получается чрезвычайная скудость. Крайняя степень этой скудости, замечает философ, известна в современной науке под названием «бытие изолированного электрона».

Второй тип представлен, на мой взгляд, деятелями, объединенными на время клановыми интересами. Сообщество мыслимо лишь при условии, если групповые люди усваивают правила взаимодействия. Каждый превращается как бы в орган для выполнения той или иной стороны совместной деятельности по принципу многоклеточного организма или объединения протонов, электронов, атомов.

И наконец, высший тип достигается путем единения с Богом, а через него со всем миром. Это единение, подчеркивает Лосский, может быть совершенным не иначе как на основе ЛЮБВИ К БОГУ И КО ВСЕМ СУЩЕСТВАМ мира, так как Любовь есть совершенное приятие чужого бытия. Такая Любовь возможна как свободное проявление деятеля. Всякое принудительное приятие чужого бытия, возникающего из расчета, страха или вообще в силу какого-нибудь эгоистического стремления, делает участника частичной личностью, ущербной.

Невольно перебираю в памяти множество знаменитых или известных деятелей педагогики, учителей, руководителей школ. Неужто все эгоисты и частичные люди?!