Измена Анны Болейн королю Генриху VIII - читать онлайн книгу. Автор: Галимов Брячеслав cтр.№ 30

– Клянусь спасением своей души, я ничего не знаю об этом! – горячо воскликнул сэр Джеймс, приложив обе руки к сердцу. – Я был уверен, что их роман возник сам собой!

– В самом деле? – Хэнкс пронзительно взглянул на сэра Джеймса. – Странно, но мне тоже ничего об этом не известно… Неужели, случайность, каприз судьбы? Впрочем, она любит смеяться над нами: вот так, из-за пустяка меняется ход истории.

* * *

В день казни сэра Томаса и монаха Бенедиктуса в Тауэре соблюдался обычный распорядок. С утра заключенным разнесли пищу, тяжелобольных посетил лекарь, умирающих – священник; по приговору суда были наказаны плетьми и заклеймены раскаленным железом двое мошенников-торговцев; да еще вырвали язык одному горожанину, неосторожно отозвавшемуся о короле.

Процедура смертной казни тоже была проста и скучна; поскольку пыток осужденных не планировалось, и казнь проводилась без присутствия публики, то палач и его помощники поставили во внутреннем дворе на землю старый изрубленный пень, воткнули в него топор, – и на этом приготовления закончились.

Единственное, что волновало начальника тюрьмы, надзирателей и палачей, – присутствие мастера Хэнкса, с раннего утра приехавшего сюда. Ни с кем не разговаривая, он прохаживался по узкому коридору, образованному двумя стенами, соединяющими выход из крепостной башни с внутренним двориком Тауэра. Непонятно было, зачем мастер Хэнкс приехал так рано, и почему он ходит здесь под мелким противным дождем, который уже несколько раз прекращался и вновь начинал моросить.

Хэнкс, накрыв капюшоном голову, вышагивал от маленького кустика травы, выросшего у подножья башни, до угла стены, где хилый плющ, раскачиваемый ветром, отчаянно цеплялся за трещины в камнях. Одежда Хэнкса давно промокла, и, чтобы не замерзнуть, он часто отпивал свой особенный травник из фляги, которую не считал нужным прятать от тюремных смотрителей.

– Почему их не выводят? – спросил он начальника тюрьмы, считавшего своим долгом мокнуть под дождем, если мастер Хэнкс мокнет. – Разве обычай казнить преступников на рассвете уже отменен?

– Нет, но с вашего разрешения им было дано право на исполнение последнего желания, – объяснил начальник тюрьмы, дрожа от холода.

– И какое же последнее желание у монаха? – поинтересовался Хэнкс.

– Отстоять заутреню.

– Хм, мало ему исповеди и причастия, – проворчал Хэнкс, глотнув из фляги. – Ну, а сэр Томас?

– Он пишет письмо жене.

– Давно?

– С ночи.

Хэнкс покачал головой, но ничего не сказал.

– А вот и они! – начальник тюрьмы показал на осужденных, которых стражники вывели из башни. – Кого прикажете обезглавить первым?

– Монаха, – сказал Хэнкс, не глядя на приговоренных.

Начальник подбежал к стражникам и отдал соответствующее распоряжение. Они потащили Бенедиктуса к месту казни.

– Доколе, Господи, я буду взывать – и ты не слышишь; буду вопиять к тебе о насилии – и ты не спасаешь? – исступленно закричал он, вырываясь от солдат. – Для чего даешь мне видеть злодейство и смотреть на бедствия? Грабительство и насилие предо мною! Закон потерял силу, и суда праведного нет! Нечестивый одолевает праведного, и суд происходит превратный!

Хэнкс безучастно посмотрел на него и отступил в сторону, давая дорогу.

– Горе строящему город на крови и созидающему крепости неправдою! – выкрикнул монах ему в лицо, проходя рядом.

Мастер Хэнкс вдруг коротко и страшно рассмеялся. Начальник тюрьмы и стражники вздрогнули, а Бенедиктус сразу сник и покорно пошел во внутренний дворик к плахе.

– И обратятся богатства их в добычу, и дома их – в запустение, – вновь раздался голос невидимого теперь за стеной Бенедиктуса. – Они построят дома, а жить в них не будут; насадят виноградники, а вина из них не будут пить.

И после короткой паузы раздался последний возглас:

– Близок день гнева Господа! – и тут же пресекся, прерванный глухим дробящим стуком топора.

Хэнкс отпил из фляги и прислонился к стене, дожидаясь начальника тюрьмы. Тот очень скоро появился из-за стены и деловито сказал:

– Приговор приведен в исполнение. Прикажете второго?

– Оставьте меня с ним наедине. Ждите там, – Хэнкс махнул рукой в сторону места казни.

В глазах начальника промелькнуло удивление, но он покорно склонил голову и удалился. Мастер Хэнкс нетвердой походкой подошел к сэру Томасу, отрешенно стоявшему в одиночестве около башни.

– Может быть, у вас есть еще какие-нибудь просьбы? – спросил Хэнкс.

– Передайте, пожалуйста, это письмо моей жене, – сказал сэр Томас, отдавая ему лист бумаги. – Что ее ожидает?

– Не беспокойтесь. О ней позаботятся, она не будет знать нужды, – сказал Хэнкс. – Еще что-нибудь?

– Нет, больше просьб нет. Я закончил свои земные дела, я сдал командование и покидаю корабль. А свой отчет я дам Господу.

– Как знать, дадите ли, – пробормотал мастер Хэнкс, рассматривая кустик травы под ногами.

– Но уж я-то скоро это узнаю, – слабо улыбнулся сэр Томас. – Жаль, что вряд ли смогу что-либо рассказать вам.

Хэнкс достал флягу:

– Не хотите ли?

– Нет, спасибо.

– А я выпью, – Хэнкс глотнул травнику.

– Вы славный боцман, мастер Хэнкс, но вам нелегко служить под началом такого адмирала, как ваш король, – заметил сэр Томас.

Хэнкс дернул плечом и промолчал.

– Что же, я, пожалуй, пойду. Нехорошо заставлять людей ждать себя, да еще под таким холодным дождем, – сэр Томас зябко поежился. – Прощайте, мастер Хэнкс.

– Прощайте, сэр Томас, – ответил Хэнкс и отвернулся от него.

Он слышал шаги сэра Томаса по мокрому песку, потом – тишина, потом – удар топора.

– Все, – сказал себе Хэнкс, допил содержимое фляги и, пошатнувшись, направился к башне. Сзади он услышал оживленные голоса стражников:

– Дольше ждали… Чего тянули – непонятно! Само дело на одну минуту, а ожидание – на час. Ну, ладно, закончилось – и, слава богу!.. А я весь продрог до костей, пойдем, ребята, выпьем грогу!.. И джину!.. За упокой души супостатов и за наше здравие!.. И пусть будут прокляты те, кто не пьет! Если они, конечно, не мертвы!.. Аминь!

Родовые схватки у королевы Анны начались ночью. Генрих, спавший в последние три месяца отдельно от жены, немедленно, как только ему доложили о родах, пошел на ее половину. Он помнил, как рожала Екатерина, какое страшное изнуренное лицо у нее было, как тряслись ее руки; помнил ее спутанные, мокрые от пота волосы, раскиданные по подушке; помнил черные безумные глаза и сухие растрескавшиеся губы, искусанные в кровь. Та картина была ужасна, поэтому король с опаской заглянул в спальню Анны, ожидая увидеть нечто подобное. Но Анна вовсе не была ни страшна, ни отвратительна. Ее прекрасное молодое лицо было наполнено предчувствием великой радости материнства. И лишь мелкие капельки пота, выступившие на лбу, и тонкие пальцы, лихорадочно сжимающие простыни, выдавали мучения женского тела, избавляющегося от бремени плода.