Измена Анны Болейн королю Генриху VIII - читать онлайн книгу. Автор: Галимов Брячеслав cтр.№ 27

– Однако прошу не судить меня строго, ваше величество. Я писал эту пьесу не на потеху публике, а исключительно в назидательных и познавательных целях, – пояснил сэр Джеймс.

– Интересно посмотреть, – повторил Генрих, давая понять, что аудиенция закончена.

* * *

Один из пустырей на берегу Темзы был отведен под постройки, необходимые для постановки театральных спектаклей. Правильный прямоугольник, расчищенной от мусора, огородили высоким забором, к внутренней стороне которого пристроили ложи для знатных господ. Накануне представлений ложи украшались пестрыми занавесями и лентами, а внутри устанавливались скамьи, стулья или кресла в зависимости от ранга персон, занимавших эти места. Публика попроще должна была стоять перед сценой, под открытым небом; сама сцена также не имела крыши, лишь в дальнем углу ее был небольшой сарайчик, в котором актеры переодевались и ждали своего выхода во время спектакля.

Сущим бедствием для театра были собаки и нищие. Поскольку представления давались нерегулярно, то и собаки, и нищие считали пустующие в течение длительного времени театральные постройки своим домом, – причем, вожаки как собачьих стай, так и шаек бродяг занимали подобающие их высокому положению привилегированные места под сценой и в актерском сарайчике, а прочие члены шаек располагались в ложах или на открытой площадке, сбившись в кучи. Перед спектаклями все это лохматое и грязное общество изгонялось из театра; с воем, лаем, проклятьями и ругательствами оно покидало его под натиском городской стражи, оставляя при этом миллионы вшей, блох и прочих насекомых, которые тоже, видимо, считали театр своим законным домом и уходить отсюда не собирались.

В королевской ложе, поэтому, перед приходом его величества всегда раскладывались мешочки с травами, отгоняющими паразитов, и курились благовония, перебивающие неприятный запах. Всем прочим зрителям предоставлялось решать самим: бороться им с насекомыми и вонью, или нет.

…В день, когда давалась пьеса сэра Джеймса, театр был переполнен. Успех спектакля был предрешен еще до его начала: одно только присутствие короля и леди Анны привлекло сюда многочисленную публику. И погода благоприятствовала представлению: августовский вечер был тихим и теплым, безоблачное небо окрасилось разноцветными красками – от ярко-красных и багровых на западе до темно-синих и фиолетовых на востоке.

Ложи были наряжены и освещены; наряднее и ярче всех была, естественно, королевская ложа, первая у сцены. Все взоры были прикованы к ней. Король, как будто немного похудевший, с коротко подстриженной бородой, выглядел моложе своих лет, а леди Анна, напротив, казалась старше, чем она была в действительности. Лицо Анны было изможденным и осунувшимся, глаза впали, весь вид ее был подавленным и убитым. Несмотря на то что король относился к ней с необыкновенной нежностью, она ни разу не улыбнулась ему.

Помимо короля и леди Анны всеобщее внимание привлекал сэр Джеймс. Он сидел в соседней ложе, и к нему постоянно поднимались люди, пользующиеся влиянием в государстве. Сэр Джеймс отвечал им невпопад; он был очень рассеян и часто посматривал на сарайчик, откуда с минуты на минуту должны были появиться актеры. Не было никакого сомнения в том, что он нервничал, как любой автор, который в первый раз выставил свое произведение на суд публики.

Но вот раздался звук трубы, заставивший зрителей замолчать и повернуться к сцене. Там появился отряд трубачей, барабанщиков, литавристов и флейтистов. Маршевым шагом подошли они к краю сцены и так дружно грянули в свои инструменты, что у зрителей заложило уши. Сыграв с той же оглушительной силой всю свою бурную увертюру, музыканты застыли в картинных позах: одни, – подняв барабанные палочки вверх, другие, – приставив трубу к ноге, третьи, – упершись флейтой в грудь, а четвертые, – сдвинув литавры перед собой.

Вперед вышел старый заслуженный трагик, известный придворной публике исполнением роли Философа на королевской охоте осенью прошлого года, и зычным, хорошо поставленным голосом произнес:

– По милостивому разрешению его величества короля поставлена эта пьеса. Да славится его имя, да поможет ему Бог во всех его делах, да продлятся годы жизни его подобно мафусаиловым годам!

Люди в театре бешено захлопали и поворотились к королю. Генрих, широко улыбаясь, чуть-чуть склонил голову, благодаря своих подданных за приветствие. Овация продолжалась долго, пока король не махнул рукой актерам, дабы те начали спектакль.

Музыканты ушли. На сцену выбежал комик, одетый шутом. Гримасничая и паясничая, он с хохотом прокричал:

– Пьеса! «Тупая Косность и Остроумное Новаторство»! Сочинение нашего уважаемого и достопочтенного сэра Джеймса! Вначале на сцену выйдет Тупая Косность, затем Остроумное Новаторство, и после Разум со своими слугами. Аллегория на современную тему! Внимайте, внимайте, внимайте!

Перекувырнувшись несколько раз через голову, комик скрылся в сарайчике на сцене. Зрители снисходительно захлопали.

На сцене появился актер, одетый в женскую старомодную, поношенную одежду, которая была ему велика размера на четыре, причем, каждая из принадлежностей его костюма была сшита так, что являлась пародией на саму себя. Актер изображал Тупую Косность. Заунывным голосом он прочел свой вступительный монолог, где, в числе прочего, говорилось:

Меня вы знаете. Я – сила, что спасает мир,

Хранит его от смут и потрясений…

При последних словах Тупой Косности из сарайчика вышел артист, играющий роль Остроумного Новаторства. На нем был одежда светлых тонов, ладно пригнанная к его стройной фигуре. Обращаясь к Косности, он произнес свой монолог, в котором были и такие слова:

Ты славишь косность, но она – извечная преграда

Для всего, что вдаль стремится!..

Затем между Косностью и Новаторством начался бурный спор, закончившийся руганью и даже дракой. Актеры усердствовали вовсю, так что Генрих поморщился:

– Они явно переигрывают. Вместо игры актеров они представляют нам игру в актеров.

Тут появился трагик, выступавший перед началом представления, а теперь исполняющий роль Разума. На его голове была корона, а лицо украшала густая рыжая борода. Зрители зашептались. Разум был очень похож на его величество. Король насторожился.

Обращаясь к Косности, Разум обличил ее во всевозможных преступлениях и сказал:

Довольно царствовать тебе,

Твой век прошел, грядет момент расплаты!

Ей, слуги, взять ее!

Преступницу осудим позже,

И вынесем ей строгий приговор.

Слуги Разума схватили визжащую Косность и унесли со сцены под свист и хохот публики, после чего Разум обратился к зрителям:

Не верьте, когда вам станут говорить о святости обычьев старых;

В словах тех ложь, обман и вероломство!

Не верьте, если будут уверять, что есть священные заветы,