Иоланда задумалась, точно немедленно решила ответить на этот вопрос. Она смотрела вниз, но пиршество, его круговорот из кавалеров при мечах и кинжалах, прекрасных дам в роскошных меховых сюрко, жареных свиней и уток на серебряных подносах, рек вина, прыгающих акробатов и жонглеров, рыщущих псов и музыкантов, услаждающих слух аристократов веселыми и грустными песнями, — все смешалось и превратилось для нее в один мелькающий калейдоскоп, гул.
Отец Ришар не отваживался нарушить молчание великой женщины и королевы в одном лице. Его взгляд, до того блуждающий, остановился на тяжелом деревянном распятье, резном, инкрустированном серебром и золотом, в нише на стене.
— Что говорит вам Господь, святой отец? — глухим голосом спросила Иоланда.
— Простите, ваше величество? — не понял он.
— Вы же смотрите на распятие…
— Как вы догадались? — смутился он.
Королева Иоланда! Точно она видела, знала и слышала ровным счетом все.
— Так что говорит вам Господь, почтенный отец Ришар? — повторила она свой вопрос. — Уверена, вы спрашивали у него, отчего Франции так не везет? В чем ее вина?
Мудрый отец Ришар не растерялся — на то он и был авторитетным членом своего ордена.
— Короли Франции много грешили, ваше величество, — смиренно заметил францисканец. — Блуд — главный бич Валуа, не говоря уже о тяге к магии. А это — грех великий. Любая магия — измена Вседержителю. Так просто подобные слабости, назовем их слабостями, пройти не могут. Теперь все королевство платит за своих королей.
— Женщины не раз губили эту землю, — все так же задумчиво промолвила Иоланда Арагонская. — С Алиенор все началось, Изабеллой закончилось. Традиция! — зло усмехнулась она. Иоланда неожиданно замолчала. Затем, точно сделав открытие, сказала: — Хорошо бы женщине и принести мир во Францию…
Францисканец задержал вопросительный взгляд на своей патронессе.
— Вы говорите о себе, ваше величество? — учтиво спросил он.
— Были бы у меня силы вдохновить все королевство одним порывом, святой отец, за мной дело бы не стало, можете мне поверить. Но здесь нужная другая фигура, — она усмехнулась, — я не настолько добродетельна и чиста.
— Никто не смеет сомневаться в вашей добродетельности!
— Знаю, — оборвала его Иоланда. — Но я простая смертная. Хотя, видит Бог, каждый день я молюсь, чтобы Дева Мария помогла нам.
Священник оживленно закивал:
— Я слышал разговор сержантов и солдат, они толковали, что только дева, чистая, как Дева Мария, и способна спасти эту заблудшую во грехе страну. Только она и способна остановить кровопролитие на земле многострадальной Франции.
— Девственница?
— Да, ваше величество, дева. Девственница.
Глаза королевы вспыхнули, неожиданный огонь дрожал в них. Улыбка затеплилась на ее губах. Она взглянула на священника:
— Своей благодатью?
— Да, ваше величество.
— Силой своей любви к этой земле?
— Именно так.
— Одна женщина погубила Францию, другая спасет ее. Почему бы и нет, верно? Это ли будет не чудо?
Священник смотрел на королеву и ждал. Огонь, вспыхнувший в ее глазах, не угасал. Наоборот — разгорался.
— Вот он, промысел Божий, — не спуская глаз со священника, проговорила она. — Подчас великое войско может погибнуть, если ему не хватает уверенности в победе. Если оно хоть на мгновение дрогнет — усомнится, что Бог на его стороне. А если — наоборот? Если изначально оно будет знать, что Господь с ним? Что копье и меч каждого воина держит не только рука смертного, но сила и воля Всевышнего? Его правда? — Музыка как-то сразу вернулась к ней. И весь зал, наполненный светом факелов, вспыхнул другими красками, куда более отрадными. — Что скажете на это, святой отец?..
— Я внимательно слушаю вас, ваше величество…
— Разве Бернар Клервосский не вдохновил рыцарей всей Европы на крестовый поход? А позже — Фульк из Нейи?
[16]
— Поход, на который вдохновил святой Бернар рыцарей Европы, провалился. Да и рыцари, вдохновленные Фульком, не дошли до Иерусалима…
— Да, потому что они перегрызлись друг с другом из-за сокровищ Востока! Но они делили чужие земли…
Сейчас внизу Дюнуа танцевал вольт с юной королевой. Пышные рукава молодой женщины, сужавшиеся к запястьям, то и дело соприкасались точно с такими же рукавами рыцаря. Перстни сверкали на пальцах молодого воина и королевы. Размеренная музыка завораживала гостей, и только собаки, чуждые музыке, рычали в разных углах, яростно грызлись, но их хозяева аристократы на это не обращали внимания. Собачья грызня была аккомпанементом рыцарской жизни, как бряцанье оружия и вопли погибающих на поле брани.
— Сейчас — другое время и дело. Осталось только одно испытание для всех рыцарей Франции. — Иоланда улыбнулась, кивнув на танцующего Дюнуа: — Для них — молодых и сильных. Одно испытание на всех. Сейчас не надо идти за тридевять земель за несбыточной мечтой и сомнительной славой. Эту землю топчут английские кони. Землю Франции кровью — нашей кровью! — поливают враги. В том числе и бургундцы, будь они прокляты. Сейчас все просто: либо мы спасем себя, либо нас уничтожат. Я поставила на этого мальчишку, я отдала ему дочь и вложила в него сотни тысяч золотом. И что же теперь — отступить? — Отрицая это предположение, она гордо покачала головой. — Никогда!
Королева наконец-то вышла из темноты в яркий свет факелов, положила руки на деревянные перила балкона.
— Блудницы истерзали Францию, Дева спасет ее. Возможно, она уже рождена на французской земле и ждет только часа, чтобы открыться, явиться своему народу. Но не только с благодатью в сердце, но в рыцарском доспехе и с мечом в руке. Под королевским штандартом! Под лилиями Валуа… — Королева смотрела в пространство залы, освещенной огнями факелов и наполненной шумом пира. — Вы меня понимаете, святой отец?
Вопрос королевы прозвучал торжественно, как аккорд органа.