Дело Живаго. Кремль, ЦРУ и битва за запрещенную книгу - читать онлайн книгу. Автор: Питер Финн, Петра Куве cтр.№ 58

Выслушав его замысел, по которому его мать должна была покончить с собой, Митя вышел из комнаты. Пастернак пошел следом. «Митя… прости меня, мальчик мой дорогой, что я тяну за собой твою маму, но нам жить нельзя, а вам будет легче после нашей смерти». Митя побледнел, но стоически ответил: «Вы правы, Борис Леонидович, мать должна делать как вы».

Ивинская, не желавшая сводить счеты с жизнью, сказала Пастернаку, что его смерть сыграет на руку властям.

«…они обвинят нас в слабости и неправоте и еще будут злорадствовать!»

Ивинская попросила его подождать: неизвестно, чего хотят власти, и если выхода не будет, тогда, обещала она, «если я увижу, что действительно конец… тогда давай кончать». Пастернак согласился. «Хорошо, ты… ходи сегодня где хочешь… Завтра утром я приеду к тебе… и будем решать — я уже ничего не могу противопоставить этим издевательствам».

После того как Пастернак ушел, Ивинская с сыном по непролазной грязи пошли на дачу к Федину. К тому времени, как они добрались до места, они промокли насквозь, были грязные, помятые. Сначала дочь Федина не хотела пускать их дальше прихожей, но потом на лестницу вышел ее отец и пригласил Ивинскую к себе в кабинет. Она сказала ему, что Пастернак думает о самоубийстве. «Так скажите мне — чего от него сейчас еще хотят? Неужели и впрямь ждут, чтобы он покончил с собой?»

Федин подошел к окну, и Ивинской показалось, что в его глазах стояли слезы.

Но, когда он обернулся, он заговорил официальным тоном: «Борис Леонидович вырыл такую пропасть между собой и нами, которую перейти нельзя… Вы мне сказали страшную вещь, — продолжал он. — Вы же сами понимаете, что должны его удержать, чтобы не было второго удара для его родины».

По словам Ивинской, она искала выхода и готова была написать любое письмо [620] , кому угодно, и убедить Пастернака подписать его.

Федин написал Поликарпову, рассказав о приходе Ивинской. «…Я считаю, Вы должны знать о действительном или мнимом, серьезном или театральном умысле П[астернака], о существовании угрозы или же о попытке сманеврировать ею».

На следующее утро Пастернак и Ивинская разговаривали по телефону и ссорились. Ивинская обвинила Пастернака в эгоизме. «Конечно, тебя они не тронут [621] , — говорила она, — а мне придется хуже». В то же утро брат Пастернака повез его на Центральный телеграф возле Кремля. Он отправил в Стокгольм вторую телеграмму, написанную по-французски:

«В связи со значением, которое придает Вашей награде то общество, к которому я принадлежу, я должен отказаться от присужденного мне незаслуженного отличия. Прошу Вас не принять с обидой мой добровольный отказ. Пастернак».

Представители Шведской академии ответили, что «получили отказ с глубоким сожалением, сочувствием и уважением». До того от Нобелевской премии отказывались всего три раза [622] : трое немецких ученых отказались от премии по приказу Гитлера. Немецкий диктатор был взбешен, когда премией мира в 1935 году наградили Карла фон Осецкого, сидевшего в концлагере; Гитлер издал указ, запрещавший немцам принимать Нобелевскую премию. Пастернак послал вторую телеграмму в ЦК, где сообщал о своем решении, и просил вернуть работу Ивинской, которую уволили из издательства.

Одному западному репортеру Пастернак говорил: «Я принял решение в одиночку [623] . Я ни с кем не советовался. Даже лучшим друзьям не сказал».

Начало сказываться напряжение. Сын Пастернака Евгений был потрясен, когда позже в тот день увидел отца. Пастернак показался ему «серым и взъерошенным». «Мой отец был неузнаваем» [624] .

Ивинская встретилась с Поликарповым, и тот сказал, что ей нужно быть рядом с Пастернаком и «не допускать нелепых мыслей» [625] . (Кроме того, ЦК прислал медсестру на дачу Пастернака, чтобы та следила за ним; сестре сказали, что ее услуги не нужны, но она отказалась уезжать; в конце концов ее устроили на раскладушке в гостиной.)

«Весь этот скандал должен быть улажен, и мы его уладим с вашей помощью, — сказал Поликарпов Ивинской. — Вы можете помочь ему повернуться к своему народу. Если только с ним что-нибудь случится… ответственность падет на вас».

Решение отказаться от Нобелевской премии, однако, не дало отсрочки. Более того, отказ расценили как акт озлобленности со стороны человека, от которого ожидали капитуляции, который не должен был пытаться управлять событиями. «Это еще более грязная провокация [626] , — сказал Смирнов, отказываясь от поддержки Пастернака. Отказ от премии он назвал «еще большим предательством».

Вечером перед тем, как Пастернак послал в Стокгольм телеграмму об отказе от премии, на встречу с Хрущевым в Кремль вызвали Семичастного, секретаря ЦК ВЛКСМ. Советский лидер принял его в кабинете вместе с секретарем ЦК Михаилом Сусловым, главным идеологом партии.

Разговор зашел о докладе, который Семичастному предстояло сделать на следующий день на пленуме ЦК ВЛКСМ. Хрущев посоветовал включить в него раздел о Пастернаке. Семичастный ответил: история с Нобелевской премией не вписывается в доклад, посвященный сорокалетию комсомола.

«Мы найдем для него подходящее место» [627] , — ответил Хрущев и вызвал стенографистку. Затем он продиктовал несколько страниц, уснащая свою речь оскорблениями. Он обещал Семичастному, что будет аплодировать, когда тот дойдет до абзаца о Пастернаке. «Все поймут», — сказал Хрущев.

На следующий вечер, 29 октября, Семичастный выступал перед двенадцатитысячной аудиторией [628] . Его доклад транслировался по телевидению и радио.

«…как говорится в русской пословице [629] , и в хорошем стаде заводится паршивая овца, — говорил Семичастный. Хрущев, сидевший в зале, широко улыбался. — Такую паршивую овцу мы имеем в нашем социалистическом обществе в лице Пастернака, который выступил со своим клеветническим так называемым «произведением»… И этот человек жил в нашей среде и был лучше обеспечен, чем средний труженик, который работал, трудился и воевал. А теперь этот человек плюнул в лицо народу. Как это можно назвать?.. Иногда мы, кстати совершенно незаслуженно, говорим о свинье, что она такая, сякая и прочее. Я должен вам сказать, что это наветы на свинью. Свинья, — все люди, которые имеют дело с этими животными, знают особенности свиньи, — она никогда не гадит там, где кушает, никогда не гадит там, где спит. Поэтому, если сравнить Пастернака со свиньей, то свинья не сделает того, что он сделал… Пастернак — этот человек себя причисляет к лучшим представителям общества — он это сделал. Он нагадил там, где ел, он нагадил тем, чьими трудами он живет и дышит».