Сулейман опять-таки благоразумно не спросил, а как понять, что он врет. Он уже понял, что есть вопросы, задавать которые не следует…
Поскольку разговор опять свернул на что-то нехорошее, Сулейман достал рацию и начал вызывать своих людей. Они не ответили…
Абу Хамза ждал, пока он вызывает, потом спросил:
– Не отвечают?
– Нет.
Гортанным криком он подозвал одного из своих людей.
– Абделсалам и его джамаат пойдут с тобой. У них есть пулемет…
Абделсалам действительно был вооружен, и вооружен хорошо – у его джамаата был ПКТ, кустарно переделанный в ручной на какой-то фабрике. И в его джамаате было четырнадцать человек, что было хорошо по нынешним временам. Они сели в машину и поехали…
Грохот выстрелов они услышали еще издалека…
– О Аллах, вперед! – крикнул Сулейман.
Они ускорились, свернули на дорогу, по которой и выставлялись на позицию. Уже стемнело, по горам били трассеры, это было видно даже отсюда.
Они подскочили к окопам, которые выкопали бойцы Сулеймана, – окопы были по колено, но амир Ильяс учил их, что копать окоп ваджиб (обязательно).
– За машины! За машины!
Пригибаясь, Сулейман перебежал к окопам.
– Все целы?
– Рахмон и Вали шахиды, инша’Аллагъ!
– Раненые?
– Хвала Аллаху, нет.
Сулейман понял, что бил снайпер.
– Не высовываться! Когда это произошло?
– Когда стемнело, эфенди.
Часов не было, и точно время сказать никто не мог.
– Откуда?
– С горы, эфенди…
– А пулемет?
– Не отвечает…
– Не высовываться! Прекратить огонь!
Сулейман перебежал к машинам, за которыми прятались Абделсалам и его люди. Абделсалам как раз сунул в рот щепоть насвая, сплюнул…
– У меня двое шахиды и пулеметная позиция молчит.
…
– Это, наверное, кяфиры. Стреляли потемну.
Абделсалам снова плюнул.
– Рашид, проверь…
Джамаат разделился надвое. Несколько бойцов под прикрытием машины пошли вперед. Пулемет остался на месте, чтобы поддержать их огнем в случае чего…
Пулеметный расчет они нашли на горе, там, где он и должен был быть. Все – шахиды. Ни у одного из них они не обнаружили огнестрельных ранений, одного, кажется, задушили, еще двоих – зарезали. Похоже, что ни один даже не успел выстрелить.
Сулейман увидел, что они так и не потрудились как-то оборудовать свою позицию. А ведь он им говорил…
– Аллах Всемогущий… – сказал он.
Рашид, как и его амир, сунул за щеку катышек насвая.
– Это не кяфиры, – сказал он, – местные. Они часто так делают, шайтан их забери. Навострились воровать овец, потому и умеют тихо подбираться. Местные. О, Аллагъ…
Раздался звук, похожий на сильный шлепок, и Рашид полетел на землю.
– Снайпер!
Один из людей Рашида бросился к пулемету, залег за него. Но пулемет почему-то не стрелял.
– Шайтан!
– Ложись! – заорал Сулейман. – Снайпер справа!
Щелкнуло, шлепнуло, из темноты, неизвестно откуда прилетели еще пули, и пулеметчик ткнулся лицом в землю прямо у пулемета, так и не открывшего огонь!
– Аллах Акбар!
Еще один моджахед поднялся на коленях, открыл огонь из автомата и почти сразу упокоился навеки.
Снизу открыл огонь пулемет Абделсалама.
– Не стрелять! – срывая голос, кричал Сулейман. – Окапываться! Окапываться!
Снайпер больше так и не проявил себя. Они пролежали всю ночь, углубляя по возможности свои стрелковые ниши и до боли вглядываясь в темноту – не ползут ли, подбираясь все ближе и ближе, терпеливые, жестокие, узкоглазые люди с острыми как бритва ножами – пчаками и пастушескими арканами…
Только утром подошло подкрепление. В том числе бронетранспортер, и под его прикрытием осмелились сходить на разведку. Нашли лежку снайпера – она находилась на соседней горе, и до нее было километра полтора, может, чуть поменьше. На этом месте нашли только гильзу, одну – видимо, снайпер собирал гильзы, а эту – упустил. Да еще небольшую деревяшку, на которой был выжжен крест.
Когда это принесли Абу Хамзе, он долго смотрел на нее, а потом бросил в землю и стал топтать, истерически визжа.
Семеро братьев стали шахидами на пути Аллаха…
Потери в исламских джамаатах – это нечто совсем другое, не то же самое, что потери в армии. Если в армии за потери можно получить по полной, от выговора и до расстрела, то в джамаатах с этим есть проблемы. Считается, что каждый моджахед стремится к смерти и любит смерть больше, чем неверные (кяфиры) любят жизнь. И более того, моджахед сражается ради гибели на поле боя и не желает никакой другой смерти, кроме этой. В целом это позволяет даже очень плохим командирам оправдывать большие потери в своих джамаатах, говоря, что это угодно Аллаху и нет лучшей награды для мусульманина, чем смерть шахидом. Однако многое, конечно, зависит от амиров и алима каждой конкретной территории, и где-то за потери можно нарваться и на шариатский суд.
В данном случае Сулеймана, безусловно, ждал бы шариатский суд, потому что дело происходило во время джихада и большие потери означали торжество кяфиров и невыполнение боевой задачи. Но шла священная война, и шариатский суд устраивать было просто некогда.
Амир Дарго выслушал самого Абу Хамзу, потом глянул на Сулеймана.
– Тебе есть чем оправдаться?
– Я не ищу оправданий, – сказал Сулейман.
Амир Дарго какое-то время молчал, потом сказал, как отрезал:
– Ты плохой амир. Неопытный. Это большая ошибка – поставить тебя во главе джамаата.
…
– Но ты можешь быть хорошим моджахедом. И потом, возможно, станешь амиром. Когда наберешься опыта и научишься у меня, как не терять людей.
…
– Будешь воевать у меня рядовым бойцом. Потом все будет так, как пожелает Аллах…
…
– Скажи, я поступил справедливо?
– Нет бога, кроме Аллаха… – ответил Сулейман.
Так Сулейман стал рядовым бойцом.
В первую же ночь он был шокирован тем, что сразу несколько моджахедов занимались тем, что в исламском мире зовется «удары по кольцу». Он помнил о том, как страшно амир Ильяс наказал тех, кто делал это в первый же день в лагере, помнил он и о том, что полагается для тех, кто делает это, – смерть. Сам пророк Мухаммед, да приветствует его Аллах, говорил о том, что ничего больше он не опасается для уммы праведных, чем греха Содома. Говорил он и о том, что этот грех больше всего ненавистен Аллаху.