Баркас, однако, не тонул, потому что имел воздушные ящики. Мы стояли по пояс в ледяной воде. Мотор, конечно, заглох, и баркас дрейфовал по воле волн на юго-восток – в сторону открытого моря. А температура воздуха была минус 10 градусов, да еще дул холодный, порывистый ветер. Катера ушли, крейсеров не видно, близился вечер…»
Петрову и его спутникам очень повезло, что через некоторое время мимо дрейфующего баркаса случайно проплывал сторожевой катер, ранее удравший из порта
[1]
.
Судьба Бориса Петрова была типичной для офицера сталинского ВМФ. С детства начитавшись книжек про морские сражения и кругосветные плавания и мечтавший о кораблях, в 1931 году он приехал в Ленинград и по комсомольской путевке поступил в Военно-морское училище им. М.В. Фрунзе. Курсанты не только изучали теорию, но и проходили практику в морских плаваниях на шхуне «Практика», учебных кораблях «Комсомолец» и «Ленинградсовет». Все это были еще добротные суда царской постройки, но все учившиеся на них мечтали когда-нибудь попасть на современный боевой крейсер или линкор.
В 1935 году после окончания училища 21-летний лейтенант Петров получил назначение на старый крейсер «Коминтерн». Корабль уже не мог воевать, но много плавал, участвовал в учениях и маневрах. Здесь, в походах по Черному морю, прошло становление Бориса Петрова как штурмана. Затем были служба во Владивостоке и кругосветные плавания. Затем Петров, имевший педагогические способности, некоторое время преподавал в военно-морском училище в Севастополе, а в 1940 году, наконец, был назначен флагманским штурманом Отряда легких сил.
Прибыв-таки в Феодосию и отогревшись, Борис Петров убедился, что большая часть города занята десантниками и можно начинать высадку подкреплений. В ночь на 30 декабря в порт прибыла новая группа транспортов с полками 236-й и 157-й стрелковых дивизий, а через сутки в Феодосии выгрузилась 63-я горнострелковая дивизия. В общей сложности с 26 по 31 декабря в Крым были доставлены 40 000 бойцов, 236 орудий и минометов, 43 танка, 330 автомашин, сотни тонн боеприпасов и военного снаряжения. «Впервые за войну мы испытывали в полной мере чувство победы», – вспоминал один из краснофлотцев.
Между тем утром 31 декабря люфтваффе начали систематические налеты на гавань, в первую очередь атакуя портовые сооружения и суда. Первой жертвой «Юнкерсов» стал стоявший у причала пароход «Красногвардеец», перевозивший лошадей. «Тяжело смотреть, когда гибнут люди, но также тяжело видеть и гибель беспомощных животных на горящем транспорте, – ужасался Борис Петров. – От взрыва бомбы в трюме несколько лошадей взлетели вверх и кусками мяса падали на причал и воду. Я вспомнил детство – табун резвящихся на пастбище коней. Как это было красиво!..»
А на следующий день в Феодосийской бухте был потоплен крупный транспорт «Ташкент» водоизмещением 5552 тонны. Через несколько дней его судьбу разделил «Зырянин» (2593 тонны).
В районе Феодосии, расположенной в глубине огромной бухты, регулярно появлялись, сменяя друг друга, и крупные боевые корабли Черноморского флота. По немецким позициям вели огонь эсминцы, крейсера и даже линкор «Парижская коммуна». Так что целей для авиаударов было предостаточно.
4 января 1942 года крейсер «Красный Кавказ» доставил в Феодосию бригаду ПВО: 12 зенитных орудий 52-К. Во время разгрузки в небе внезапно появились штурмовики Ju-87 из StG77. Условия для атаки были идеальными: в гавани длинный корабль не мог маневрировать, а в порту никакой противовоздушной обороны. В этих условиях пилоты «Штук» просто не могли промахнуться. Крейсер открыл интенсивный зенитный огонь из всех стволов, однако «лаптежники» с воем сирен упорно шли на цель и сбрасывали бомбы с высоты 400–500 метров. В результате сразу четыре бомбы взорвались около борта «Красного Кавказа». В кормовой части корабля образовались три огромные пробоины. Вода начала заливать внутренние помещения, и крейсер начал погружаться с дифферентом на корму. Однако корабль все же смог дать ход и выйти на рейд, но в этот момент в небе снова появились знакомые силуэты самолетов с изогнутыми крыльями. Сделав классический переворот, «Штуки» ринулись на цель. На этот раз одна из бомб взорвалась рядом с кормой. Корабль подбросило из воды, при этом оторвало правый винт и кронштейн левого гребного вала, погнуло и заклинило рулевое устройство. Затем «Красный Кавказ» глубоко осел в воду, а палуба до четвертой башни главного калибра скрылась в волнах.
При попытке дать полный ход обнаружилось, что один вал вращается с недопустимым биением, а другой пошел вразнос. Тем не менее крейсер смог уйти в открытое море и скрыться, благо стояла плохая погода и больше его никто не атаковал. Приняв около 1000 тонн воды, но все же оставшись на плаву, «Красный Кавказ» с трудом смог вернуться на базу.
Это был типичный представитель кораблей, доставшихся по наследству от царского флота. Крейсер был спущен на воду в 1916 году под именем «Адмирал Лазарев». При советской власти был достроен, модернизирован, а в 1932 году получил свое новое название. Имел водоизмещение 9000 тонн и развивал скорость 29,5 узла. Вооружение «Красного Кавказа» состояло из четырех 180-мм орудий главного калибра, 12 орудий калибра 100 мм, 16 зениток, 8 зенитных автоматов, 4 торпедных аппарата. Его родной собрат «Червона Украина» в это время уже лежал на дне в гавани Севастополя, а сам «Красный Кавказ» в марте отправится на ремонт в Поти, где и простоит до августа. Больше в боевых действиях корабль не участвовал. Таким образом, после 4 января в строю остался только один такой крейсер царской постройки – «Красный Крым».
Между тем, закрепившись на своих позициях, советские войска не торопились наступать. Во-первых, у многих командиров после 1941 года был панический страх перед немцами, они считали, что главное – удержать захваченное, а наступать пока рано. Во-вторых, было плохо налажено взаимодействие между частями и между командованием корпусов и полков. Даже флотские отмечали, что в 44-й армии плохо знали обстановку, на картах неверно указывали положение войск, командиры действовали нерешительно, а приказы отдавали неуверенно
[2]
.
А вот немцы не стали медлить. Оправившись от шока, командование 11-й армии и 4-го воздушного флота начало принимать меры.
Бомбардировочная эскадра KG27 «Бёльке» в самом начале нового года получила приказ незамедлительно начать минирование Феодосийского залива и Керченского пролива. Подразделение, как и большинство других, в это время не представляло собой единого целого, а базировалось на четырех разных аэродромах: 1-я эскадрилья – в Фокшанах (Румыния), 2-я и 3-я – в Кировограде, штаб эскадры и III./KG27 – в Херсоне, а вторая группа находилась на отдыхе и переформировании в Ганновере. Эта картина была типичной для люфтваффе зимы 1941/42 года, когда все боеспособные эскадрильи и авиагруппы использовались как пожарные команды на разных участках фронта.
Условия жизни авиаторов в зависимости от места базирования тоже сильно отличались. Лучше всех, по сути как на курорте, жила 1-я эскадрилья. «Помимо столовых у нас были и другие развлечения, – вспоминал один из летчиков. – В казарме был небольшой бар, в котором несколько музыкантов пытались воспроизвести что-то вроде джаза. Были также небольшие, но уютные комнаты. Важной частью досуга был печально известный барак № 20, где в номерах жили «дамы», которые принимали слишком много гостей мужского пола, удовлетворявшие любые потребности, причем всех размеров, форм и темпераментов. Нам, летчикам, даже предоставлялись скидки. Все это было под контролем толстой «мамы», вероятно вышедшей на «пенсию» после активной «службы».