Штауффенберг. Герой операции "Валькирия" - читать онлайн книгу. Автор: Жан Луи Тьерио cтр.№ 10

Антисемитизм был чумой, поражавшей все больше и больше умы немцев. Древний христианский антисемитизм «еврей-христопродавец» дополнялся экономическим и расовым антисемитизмом. Достаточно привести несколько примеров: справа были малопонятный Ницше, Гобино со своим «Эссе о неравенстве человеческих рас», Хьюстон Стюарт Чемберлен, зять Вагнера, с выпущенной десятками тысяч экземпляров книгой «Основы ХХ века», воспевавший нордическую расу и утверждавший, что Иисус, как и царь Давид, был арией, что это святой Павел приписал христианство евреям, и что посему следовало придать вере перворожденную чистоту. Слева были Маркс с работой «Еврейский вопрос» и социалистический лидер Дюринг, для которого «еврейский вопрос, как вопрос религиозный, принадлежит прошлому. В качестве расового вопроса он приобретает громадное значение для настоящего и будущего». Добавим сюда экономические трудности 20-х годов прошлого столетия и наплыв в страну сотен «восточных евреев», евреев, изгнанных из Польши, не сумевших интегрироваться, на которых население показывало пальцем. Теперь картина завершена.

Семейство Штауффенберг явно сопротивлялось этому чумному вихрю. Многие ученики-евреи посещали лицей. Кое-кого удалось позднее найти. Один из них, Эдуард Ловинский, став профессором Чикагского университета, вспомнил о том, что молодой Штауффенберг был прекрасным школьным товарищем. О, вовсе не от него ему приходилось страдать, а от своих же собратьев по религии, немецких евреев, отказавших ему в праве вступления в «Бунд Камерад» только потому, что он был «ост-юде», «восточным евреем». Другого одноклассника, восточного еврея Лотара Бауэра, Клаус регулярно приглашал на чай в квартиру на Егерштрассе. А вот с еще одним одноклассником-евреем произошла интересная история. Его звали Лотар Бах, и он был сыном почтенного семейства из Франкфурта, близким другом Клауса. Услышав о попытке государственного переворота, он сразу же вспомнил, что его постоянно приглашали на дни рождения друга, хотя «многие одноклассники-христиане не были приглашены. Я очень этим гордился». В 1936 году Лотар Бах вступил в движение сионистов и уехал в Палестину. Там он стал активным членом «Хагана», подпольной еврейской военизированной организации, которая боролась против британских оккупантов.

В 1923 году Клаус сказал, что не был антисемитом. Его преподаватель религии Артур Гутман заявил, что свастика была символом антисемитизма. Клаус возмутился: «Я вовсе не антисемит, но мне нравится свастика, она — символ Древнего Египта». Да, это было трагической двусмысленностью толкования символов. Штефан Георге, недавно открытый им наставник, тоже попался на эту удочку и разрешил поместить свастику на обложках своих работ.

Одно из сочинений, датированных 24 января 1923 года, позволяет проникнуть в мир мыслей и мечтаний Клауса. Оно показывает высоту его мировоззрения, врожденное благородство, патриотизм, который нельзя исключить, а также несколько расплывчатый идеализм. Сочинение называлось «Кем ты хочешь стать?». Оно заслуживает того, чтобы процитировать длинные отрывки из него: «Для всех, кто предан родине и новому рейху, есть лишь одна достойная профессия, которую показали нам древние греки и древние римляне и которая сделает нас рыцарями в самом возвышенном понимании этого слова: быть и стать достойными участниками битвы за родину, а затем принести себя в жертву ради народа, в битве, которой от нас ждут. Вести праведную жизнь, полную борьбы […]. Каждый может, независимо от его профессии, достойно служить своей родине. Для этого следует отдать все силы и уделить все свое внимание освоению выбранной профессии и проявить свою мощь в избранной форме. Я хочу строить, стать архитектором […]. Я считаю, что это так прекрасно — расставлять все по местам, вносить порядок, смысл и разум в абстрактные формы […]. Одним словом, удовольствие я нахожу в том, чтобы строить здание камень за камнем. Я хочу вложить свой разум в строительство, но подчинив его немецким принципам для того, чтобы каждое возведенное мною здание становилось чем-то вроде храма, посвященного немецкому народу и родине. Одновременно, ради того чтобы лучше познать мой народ и другие культуры, чтобы путь мой был более ясен, мне бы хотелось также изучить и историю […]. Таковы мои сегодняшние желания. Они могут измениться, но главное состоит в том, чтобы начать движение по выбранному пути с открытыми глазами, ясно и радостно, чтобы смело достичь поставленной перед собой цели». Служба, искусство и родина — вот триптих молодого человека, которым стал Клаус, граф Шенк фон Штауффенберг.

Вскоре ему суждено было окончить лицей и войти в два круга, которые определили его жизнь: вначале умом он присоединился к кружку поэта Штефана Георге, а чуть позже вошел в круг действия — поступил на военную службу. Рейхсвер заменил ему архитектуру. Но в любом случае, речь опять шла о том, чтобы служить.

Вырасти, повзрослеть, служить — вот цель, которую поставил перед собой Клаус, став юношей. Но путь оказался трудным. В период между 1924 и 1926 годами появились грозовые тучи. Братья были далеко. Друзей у него было мало. Отец осуждал новые времена. Мать пряталась за словами. Он чувствовал себя покинутым, одиноким, как может чувствовать только запоздалый подросток. К тому же он постоянно болел. У него были слабые легкие. Врачи определили у него туберкулез. Частые мигрени вынуждали его нередко проводить время в постели. Возбужденный, нервный, полный фантазий, брызжущий нерастраченной энергией, он довел себя до болей в желудке, едва не нажив язву. Лицей он покинул. После многих недель отсутствия ему уже не хотелось возвращаться к одноклассникам. Они казались ему слишком заторможенными, слишком грубыми, слишком приземленными, слишком далекими от его высоких мечтаний. Однако, чтобы иметь возможность сделать приличную карьеру, надо было получить степень бакалавра. Он решил сдать экзамены экстерном. Начиная с 1924 года он уже знал, что сможет это сделать. Он намного превосходил знаниями других, и это чувство превосходства осталось у него навсегда. Но администрация лицея была другого мнения. Пусть он ходит на занятия, как и все остальные! Ему пришлось повоевать, прибегнуть к помощи высокопоставленных знакомых. Наконец, в 1925 году, нужное разрешение было получено. И вот 5 марта 1926 года он уже стал обладателем бесценного сезама при исключительно высоких оценках: «отлично» по французскому, истории, географии, немецкой литературе, «хорошо» по философии, греческому языку, естественным наукам. Он оказался прав. И правильно оценил себя.

К счастью, во время этих двух лет неприятностей у него было утешение, с лихвой их окупившее: его увлечение поэтом Штефаном Георге, с которым уже виделись его братья и с которым ему удалось лично встретиться в году и иметь более продолжительную беседу зимой года. Слова, которые он употребил, говоря о своем «учителе», не оставляют никакого сомнения в огромной важности для него этой встречи. Одному из приятелей, бывшему членом организации «Перелетные птицы», объединявшей христианскую молодежь, пригласившему его войти в эту организацию, чтобы служить евангельским ценностям, Клаус ответил: «Я следую не за идеями, а за людьми». При этом он имел в виду конкретного человека, своего поэта и волшебника. В одном из писем Штефану Георге, датированном октябрем 1924 года, он излил все свое духовное преклонение: «Учитель… […]. Чем более жизнь предстает перед моим взором, чем больше гуманность открывается передо мной, тем более срочным мне кажется действие, тем более темной мне кажется моя кровь, тем более далеким слышится мне звук моего голоса, тем более странным видится мне смысл моей жизни, тем глубже я чувствую, как меня потрясают ваши глубокие чувства и величие ваших прекрасных проявлений».