Кожа для барабана, или Севильское причастие - читать онлайн книгу. Автор: Артуро Перес-Реверте cтр.№ 122

— Это хорошая новость, Монсеньор. — Куарт смотрел на него выжидающе. — Но хорошие новости сообщают по телефону… А какая же плохая?

Прелат вздохнул.

— Плохая новость называется Его Высокопреосвященство Ежи Ивашкевич. — Он на миг отвел глаза в сторону и снова вздохнул. — Наш возлюбленный брат во Христе держал в когтях мышь, а она взяла и вырвалась, так что теперь он жаждет компенсации… Он выжал из доклада архиепископа Севильского все, что мог. И пришел к заключению, что вы превысили свои полномочия. А плюс к тому — Ивашкевич поверил кое-каким инсинуациям Монсеньора Корво относительно вашего личного поведения… Короче, по милости того и другого положение ваше сейчас довольно сложное.

— А ваше, Монсеньор?

— Ну, мое… — махнул рукой архиепископ. — Я менее уязвим, у меня в руках досье и прочие подобные штучки. Я пользуюсь относительной поддержкой Государственного секретаря… В общем-то, мне предложили мир в обмен на маленькую компенсацию.

— Мою голову.

— Более или менее. — Монсеньор Спада встал, прошелся по комнате. Теперь он стоял за спиной у Куарта, рассматривая небольшой набросок в рамке, висевший на стене. — Речь идет о символическом шаге, поймите. Это что-то вроде той мессы, которую вы отслужили в прошлый четверг… Знаю, все это несправедливо. Жизнь несправедлива. Рим несправедлив. Но они такие, как есть. Таковы правила нашей игры, и вы всегда знали об этом. — Обойдя вокруг Куарта, он снова оказался лицом к нему и стоял так, заложив руки за спину, размышляя. — Мне будет не хватать вас, отец Куарт, — сказал он наконец. — И до, и после Севильи — вы всегда были хорошим солдатом и останетесь им. Я знаю, вы делали все как можно лучше. Вероятно, за эти годы я взвалил на ваши плечи слишком много призраков. Надеюсь, что теперь призрак этого бразильца, Нелсона Короны, опочит в мире.

— Как со мной поступят?

Это был нейтральный, объективный вопрос, заданный без малейшего волнения. Монсеньор Спада жестом бессилия воздел руки к небу.

— Ивашкевич, всегда такой милосердный, хотел отправить вас мелкой сошкой в какое-нибудь захолустье… — Он прищелкнул языком, давая понять, что весьма удивился бы, услышав из уст Его Высокопреосвященства что-то иное. — К счастью, у меня были кое-какие карты в рукаве. Не могу сказать, что ради вас рискнул собственной головой, но я запасся вашим личным досье и постарался максимально подчеркнуть ваши заслуги, особенно панамское дело и ту историю с хорватским архиепископом, которого вы вывезли из Сараева. Так что в конце концов Ивашкевич удовлетворился вашей формальной казнью как агента ИВД. — Квадратные плечи снова приподняли пиджак Мастифа. — Таким образом, поляк съедает моего офицера, но партия сводится вничью.

— И каков же вердикт? — поинтересовался Куарт. Он думал о том, как окажется далеко от всего этого. Может быть, это не так уж и трудно, сказал он себе. Может быть, там будет тяжелее и холоднее; но холод сидит и внутри. В какое-то мгновение он спросил себя, хватит ли ему смелости, чтобы остаться без всего этого. Начать с нуля где-нибудь в другом месте — начать таким, как есть, без защиты черного костюма, который был его формой и его единственной родиной. После Севильи проблема заключалась в том, что оставалось гораздо меньше мест, куда он мог бы отправиться.

— Мой друг Азонарди, Государственный секретарь, — заговорил Монсеньор Спада, — предлагает свою помощь. Он обещал заняться вами. Идея состоит в том, чтобы устроить вам место атташе в какой-нибудь нунциатуре — по возможности в Латинской Америке. Через определенное время, если подуют более благоприятные ветры, а я все еще буду возглавлять ИВД, я снова вытребую вас к себе… — Казалось, он испытывает облегчение оттого, что не заметил никакой реакции со стороны Куарта. — Считайте это временной ссылкой или очередной миссией, только более длительной, чем обычно. Короче, пока что вам придется исчезнуть. В конце концов, хотя дело Святого Петра и вечно, Папы и их командиры приходят и уходят. Польские кардиналы стареют, выходят на пенсию, у них обнаруживается рак… Ну, вы знаете, как это бывает. — Он усмехнулся уголком рта. — А вы молоды.

Слушая его, Куарт подошел к выходящему на террасу окну. Дождь продолжал стучать по плиткам, крыши соседних домов были словно затянуты серым покрывалом. Он вдохнул сырой воздух. Охра фасадов и площадь Испании сверкали, как написанная маслом картина под слоем свежего лака.

— А есть что-нибудь об отце Ферро?

Мастиф поднял брови, словно желая сказать: это уже не в моей компетенции,

— Судя по сообщениям из Мадридской нунциатуры, адвокат, которого вы ему нашли, ведет дело довольно успешно. Они полагают, что сумеют добиться освобождения отца Ферро ввиду его преклонного возраста и отсутствия доказательств или, в худшем случае, мягкого приговора в соответствии с испанскими законами. Ведь речь идет о пожилом человеке, и имеется много моментов, которые могут побудить судей отнестись к нему благосклонно. В настоящий момент он находится в Севилье, в тюремной больнице, устроен более или менее неплохо, и есть возможность ходатайствовать о его помещении в приют для престарелых священнослужителей… У меня такое впечатление, что он отделается довольно легко, хотя я не уверен, что в его возрасте это имеет для него такое уж большое значение.

— Да, — отозвался Куарт. — Думаю, не имеет. Монсеньор Спада подошел к столу и налил себе еще кофе.

— Невероятный тип этот приходский священник. Вы в самом деле думаете, что это сделал он?.. — Он взглянул на Куарта с полной чашкой в руке. — А вот о ком больше нет никаких новостей — так это о «Вечерне». Жаль, что в конце концов вам так и не удалось установить личность этого пирата. Это позволило бы мне лучше защищать вас перед Ивашкевичем. — Он мрачно помолчал, отхлебнул глоток. — Поляк был бы страшно рад получить в зубы эту кость.

Куарт молча кивнул. Он по-прежнему неподвижно стоял у окна, распахнутого на террасу, глядя, как падает дождь, и от серого света пасмурного дня его коротко, как у солдата, подстриженные волосы казались еще более седыми. Мелкие капли воды брызгали ему в лицо,

— «Вечерня», — произнес он.

В тот — последний — вечер, спустившись в вестибюль отеля, он увидел ее сидящей в том же самом кресле, что и в первый раз. Так мало времени минуло с того первого дня, но ему казалось, что он находится в Севилье уже целую вечность. Что он всегда был здесь, как этот собор, возвышающийся на другой стороне площади. Как голуби, мечущиеся в вечернем, подсвеченном прожекторами небе. Как Санта-Крус, как река, как альмохадская башня и Хиральда. Как Макарена Брунер, которая сейчас смотрела, как он приближается. И когда, поднявшись ему навстречу, она стояла в этом пустом вестибюле, высокая, прямая, Куарт подумал, что ее присутствие все-таки волнует его до самой последней клеточки. К счастью, по думал он, идя к ней, она его не любит.

— Я пришла попрощаться, — сказала Макарена. — И поблагодарить вас.

Они вышли на улицу, чтобы немного прогуляться. Это и в самом деле было прощание: короткие фразы, односложные ответы, общие места, проявление вежливости, свойственные совсем незнакомым людям, — и ни слова о них самих. От Куарта не ускользнуло обращение на «вы». Она вела себя со своей обычной непринужденностью, но избегала встречаться с ним глазами, и ее взгляд часто останавливался на его стоячем воротничке. Впервые она словно бы робела. Они говорили об отце Ферро, о намеченном на завтра отъезде Куарта. О мессе, которую он отслужил в церкви Пресвятой Богородицы, слезами орошенной.