Маленькие радости - читать онлайн книгу. Автор: Оливия Уэдсли cтр.№ 17

– Я надеялась, что воспитание в монастыре сможет уничтожить следы твоей жизни в детстве. Я вижу, что совершенно напрасно считала это возможным.

Мрачное раздражение вспыхнуло в Тони.

– Вы никогда не позволяете мне выходить на улицу. Вы не даете мне увидеться с дядей Чарльзом. Я была совершенно одна все это время, мне хотелось хоть немножко почувствовать себя счастливой. Я не знала, что я поступила плохо. Я ведь не могла помешать этому человеку заговорить со мной. Я считала это просто приключением.

– Приключением? – Леди Сомарец произнесла это слово, как если бы это была заразная болезнь. – Прилично воспитанные люди не знают приключений.

Тайный бес противоречия подтолкнул Тони.

– Вот почему, я полагаю, они все так глупы и ограниченны, – сказала она.

– Как ты смеешь так говорить со мной? – воскликнула леди Сомарец. – Ты, видимо, совершенно забыла, кто ты здесь. Я вынуждена напомнить тебе об этом и пояснить, что всем и во всем ты обязана твоему дяде и мне. Это мы платили за то воспитание, которое, судя по твоим словам, сделало тебя такой просвещенной и свободомыслящей. Ты находишься сейчас в моем доме не по праву, а потому, что тебя терпят здесь.

Два ярко-красных пятна выступили на щеках у Тони. Она нанесла обратный удар тем оружием, которое, как подсказало ее быстрое соображение, должно было ранить сильнее.

– Вы не посмели бы говорить мне такие вещи, если бы дядя Чарльз был здесь. Он не позволил бы вам этого.

Слезы ярости выступили на глазах леди Сомарец.

– Я сегодня же вечером расскажу обо всей этой истории твоему дяде, – сказала она с мертвящей холодностью, – и ты, я надеюсь, убедишься, что его мнение в этом случае совпадает с моим. Ступай к себе в комнату. Я верю твоей честности, что ты будешь оставаться там, пока я не позволю тебе спуститься вниз.

Тони вышла, охваченная до самозабвения раздражением и злобой. Весь ее прежний бешеный нрав, над смягчением и введением в рамки которого так много трудилась «мать» в последние пять лет, проснулся в ней снова.

Она ходила взад и вперед по комнате, и в уме ее кипел водоворот негодующих мыслей.

Затем она открыла дверь и побежала вниз.

На улице автомобиль еще ждал. Она села в него, с силой захлопнула дверцу и через окошко сказала шоферу адрес санатория на Портлэнд Плейс, где находился сэр Чарльз.

Полагая, что ее послала госпожа, шофер немедленно поехал.

После нескольких минут ожидания в приемной комнате старшей сестры сиделка пришла за Тони и проводила ее наверх.

Через открытую дверь до нее донесся смешанный запах цветов и хлороформа. Наконец она дошла до комнаты сэра Чарльза. Тони быстро и порывисто вошла и при виде дяди залилась слезами.

Она опустилась на колени возле его постели и плакала без конца.

Среди рыданий она рассказала ему все. Все свое одиночество, всю пустоту, жажду приключений, наконец самое приключение и все, что последовало за ним.

– Не спеши, старушка, – ласково сказал ей дядя, – я почти не могу разобрать. Ты в самом деле вышла на улицу и собиралась завести дружбу с бесстыжим молодым сорванцом?

– О, ты не понимаешь! – воскликнула Тони. – Я не знала, если бы знала, я не сделала бы этого, дядя Чарльз. Но откуда мне было знать? «Мать» никогда не говорила мне о таких вещах, а я ведь, кроме монастыря, нигде не была.

Чарльз видел, что она искренна в своем горе.

– Тони, – сказал он, – послушай, разве инстинкт не подсказывал тебе, что ты делаешь то, чего не следует делать?

Тони своими большими янтарными глазами смотрела на него.

– Нет, – сказала она, – нисколько, мне хотелось повеселиться, было так солнечно, молодой человек казался веселым, хотя и немножко странным, – ведь не может быть ничего плохого в том, чтобы повеселиться? Каждый же это делает, если может?

Все это казалось так просто, по-язычески, и так трудно было спорить против этого. Ведь, правду говоря, нет ничего труднее в жизни, как объяснить или искоренить языческий инстинкт. Неверно, что люди с таким строем души не хотят понять ограничивающих рамок условностей, – они их просто не могут понять. Пытаться перевоспитать человека с языческим инстинктом жизни – такой же легкий и производительный труд, как запруживать море кирпичной стеной. И результат в обоих случаях будет одинаковый, вернее – никакого результата.

После тяжелых попыток объяснения Чарльз, смущенный сам, как и Тони, вернулся к испытанному методу предупреждений:

– Обещай мне, что никогда этого больше не сделаешь.

Тони открыла рот, чтобы произнести «обещаю», как в комнату вошла леди Сомарец. В течение всей своей жизни Тони суждено было помнить этот вечер. Его влияние, как сжимающая рука, охватило и держало ее, и позднее эта же рука толкнула ее вперед, навстречу ожидавшему ее жизненному событию. Чарльз был в некоторой степени ответствен за горечь объяснений, потому что он защищал Тони.

Легкая кривая усмешка показалась на лице леди Сомарец, когда она услышала его тихие слова:

– Не будь жестока к ребенку, Гетти.

– Я не имею привычки быть злой по отношению к кому бы то ни было, кажется мне, – сказала она тихим голосом. – Я пыталась быть терпеливой с Тони, но она отвечает бесчестьем на мою терпеливость. Я отослала ее в ее комнату, где она обещала остаться. Я нахожу ее здесь. Не сомневаюсь, что она по-своему изложила свое сегодняшнее развлечение. Теперь я прошу выслушать мою точку зрения. Ты знаешь, я неохотно согласилась на возвращение Тони. Я не верю в то, что леопард может переменить свою шкуру. Иначе говоря, я не верила и не верю, что следы тех десяти лет, что Тони прожила со своими родителями, могут быть искоренены. Еще меньше я рассчитываю на это после сегодняшнего происшествия. Она вела себя как уличная девица. Почему? Потому что у нее инстинкты людей этого типа. Ты представляешь себе, чтобы это сделал ребенок кого-либо из наших знакомых? Нет. Отсутствие чувства чести делает Тони тем, что она есть. В монастыре она крала, теперь она ведет себя как кокетка и лжет. Я…

– Замолчи, – закричал сэр Чарльз в бешенстве. – Я запрещаю тебе продолжать. – Он приподнялся в постели и своей трясущейся рукой взял руку Тони. Она вырвала ее. Лицо ее стало багровым, глаза сделались черными. Она подошла к леди Сомарец и пристально посмотрела на нее.

– Вы мне отвратительны, – произнесла она сдавленным голосом.

Затем повернулась к постели.

– О дядя Чарльз, дядя Чарльз, – продолжала она в слезах, – скажи, что это неправда, скажи, что это неправда!

Молодые, срывайте цветы молодости.

Беф

Через два дня Тони отправилась в Париж, чтобы закончить свое образование. Кое-как примирение было налажено между тетей и ею.

Леди Сомарец наполовину простила ее. Тони же заявила, что она жалеет о происшедшем. Обе действовали под влиянием сэра Чарльза. Тони не видела его перед отъездом. Врач запретил свидание, и она послала ему нацарапанное каракулями неразборчивое письмо, полное любви и слез.