Фламандская доска - читать онлайн книгу. Автор: Артуро Перес-Реверте cтр.№ 69

— Понимаю.

— Это не опровергает тот факт, что на практике достижения женщин в шахматах не слишком высоки… Вот пример, чтобы вам стало понятнее: в Советском Союзе, где шахматы являются чуть ли не национальной игрой, только одна женщина, Вера Менчик, [35] достигла гроссмейстерского уровня.

— Почему же так?

— Может быть, шахматы требуют чересчур большого равнодушия к внешнему миру. — Он приостановился и взглянул на Хулию. — Что собой представляет эта Лола Бельмонте?

Девушка ненадолго задумалась, прежде чем ответить:

— Не знаю, что и сказать. Несимпатичная. Пожалуй, любит подавлять и господствовать… Агрессивная. Жаль, что ее не было дома в тот раз, когда вы ходили туда вместе со мной.

Они стояли у какого-то фонтана, в центре которого, венчая собой чашу, возвышалась статуя, смутно видневшаяся в туманной мгле. Казалось, она угрожающе нависает над их головами. Муньос провел рукой по волосам, ото лба к затылку, посмотрел на мокрую ладонь и вытер ее о плащ.

— Агрессивность, внутренняя или внешняя, — сказал он, — характерна для многих игроков. — Он коротко улыбнулся, не уточняя, включает или нет он себя в эту категорию. — А шахматист обычно отождествляет себя с человеком, в чем-то ущемленным, притесняемым… Нападение на короля — предмет главных стремлений в шахматной игре, — то есть покушение на власть, является чем-то вроде освобождения от этого состояния. И с этой точки зрения шахматы действительно могут интересовать женщину… — По губам Муньоса снова скользнула беглая улыбка. — Во время игры оттуда, где ты находишься, люди кажутся очень маленькими.

— Вы обнаружили что-то в этом роде в ходах нашего противника?

— На этот вопрос трудно ответить. Мне нужно иметь больше информации. Больше ходов. Например, женщины обычно любят играть слонами… — По мере того как Муньос углублялся в подробности, его лицо все больше оживлялось.

— Не знаю почему, но характер этих фигур, которые могут ходить на любое поле по диагоналям, наиболее женский из всех. — Он взмахнул рукой, как будто сам не слишком-то верил собственным словам и решил стереть их прямо в воздухе. — Но до настоящего момента черные слоны не играли важной роли в нашей партии… Как видите, у нас много красивых теорий, от которых нет никакого толку. Наша проблема точно такая же, как те, что возникают на доске: мы можем только формулировать гипотезы, делать предположения, но не прикасаясь к фигурам.

— Значит, у вас есть какая-то гипотеза?.. Иногда начинает казаться, что вы уже пришли к определенным выводам, но не хотите сообщать о них нам.

Муньос склонил голову набок, как делал всякий раз, когда перед ним возникал трудный вопрос.

— Это довольно сложно, — ответил он после короткого колебания. — У меня в голове вертится пара идей, но проблема моя заключается в том, о чем я только что говорил вам… В шахматах нельзя доказать ничего, пока не сделан ход, а когда он сделан, исправить его невозможно.

Они снова неторопливо зашагали мимо каменных скамеек и живых изгородей, контуры которых, размытые туманом, терялись из виду уже в нескольких шагах. Хулия тихо вздохнула.

— Скажи кто-нибудь, что мне предстоит идти по следу возможного убийцы, да еще на шахматной доске, я решила бы, что этот человек сошел с ума. Бесповоротно.

— Я уже однажды говорил вам, что между шахматами и полицейским расследованием есть много общего. — Муньос снова протянул руку вперед, как будто собираясь сделать ход невидимой фигурой. — Ведь еще до дедуктивного метода Конан Дойля был метод Дюпена, героя По.

— Вы имеет в виду Эдгара Аллана По?.. Только не говорите мне, что он тоже играл в шахматы.

— Он очень увлекался ими. Самым знаменитым эпизодом его биографии в шахматном плане было изучение автомата, известного под названием «Игрок из Мелцела», который почти никогда не проигрывал… По посвятил ему один из своих трудов, вышедший где-то в тридцатых годах прошлого века. Чтобы разгадать его тайну, он разработал восемнадцать аналитических подходов и в результате пришел к выводу, что внутри автомата должен быть спрятан человек.

— Так вы занимаетесь тем же самым? Ищете спрятанного человека?

— Я пытаюсь, но это не гарантирует успеха. Я ведь не Эдгар По.

— Надеюсь, что вам удастся. Судя по тому, что вы мне рассказываете… Вы — моя единственная надежда.

Муньос передернул плечами и помедлил с ответом.

— Я не хочу, чтобы вы слишком обольщались, — сказал он через несколько шагов. — Когда я начинал играть в шахматы, случались моменты, когда я был уверен, что не проиграю ни одной партии… Тогда, пребывая в состоянии полной эйфории, я оказывался побежденным, и поражение заставляло меня спуститься с небес на землю. — Он сощурил глаза, как будто всматриваясь в кого-то, скрытого туманом. — Дело в том, что всегда найдется игрок сильнее тебя. Поэтому для здоровья весьма полезно пребывать в неизвестности.

— А мне эта неизвестность кажется ужасной.

— У вас есть на это причины. Какой бы ожесточенной ни была игра, любой шахматист всегда знает, что крови в этой битве не прольется. В конце концов, думает он в утешение себе, это всего лишь игра… Но в вашем случае все обстоит иначе.

— А вы?.. Как вы думаете, ему известно, какую роль играете во всем этом вы?

Муньос опять сделал уклончивый жест.

— Не знаю, известно ли ему, кто я. Но он уверен в том, что кто-то способен истолковать его ходы. Иначе игра потеряла бы смысл.

— Думаю, нам следовало бы сходить к Лоле Бельмонте.

— Согласен.

Хулия посмотрела на часы.

— Мы недалеко от моего дома, так что прежде приглашаю вас на чашку кофе. У меня там Менчу, и, наверное, она уже проснулась. У нее проблемы.

— Серьезные?

— Похоже, что так, и вчера она вела себя весьма странно. Я хочу, чтобы вы познакомились с ней. — Хулия с озабоченным видом подумала секунду-другую. — Особенно теперь.

Они пересекли проспект. Машины в тумане двигались медленно, слепя прохожих зажженными фарами.

— Если все это устроила Лола Бельмонте, — неожиданно сказала Хулия, — я способна убить ее собственными руками.

Муньос взглянул на нее с удивлением.

— Если считать, что теория агрессивности верна, — проговорил он, и она уловила в его устремленных на нее глазах уважение, к которому примешивалось любопытство, — то из вас вышла бы великолепная шахматистка. Если бы вы решили заняться шахматами.

— А я уже и занимаюсь, — ответила Хулия, с упреком глядя на расплывающиеся в тумане тени. — Я уже давно занимаюсь. И черт меня побери, если мне это нравится.

Она вставила ключ в замок решетки и повернула его два раза. Муньос ждал рядом, на площадке. Он снял свой плащ и, сложив, перебросил через руку.