Пятое сердце - читать онлайн книгу. Автор: Дэн Симмонс cтр.№ 41

Джеймс потом смутно вспоминал, что подали десерт, но был то кусок пирога или горячий торт с мороженым, начисто улетучилось из памяти.

* * *

Мужчины собрались в роскошном кабинете Джона Хэя. Хозяйка и гостьи, посовещавшись, решили, что не хотят смотреть фотографии холодных высокогорий. Хэю, Кингу, Сигерсону, посланнику Воллебеку и Джеймсу подали бренди в кабинет. Слуги уже повесили на книжные шкафы экран и заправили арендованный Сигерсоном волшебный фонарь из бронзы и полированного дерева. Джеймс был в таком волнении, что проглотил полпорции бренди, даже не понюхав его в предвкушении.

Безмолвные слуги опустили жалюзи и вышли. Сигерсон зажег лампу волшебного фонаря, и на квадратном экране появился яркий прямоугольник.

– Я привез лишь несколько стекол, – сказал Ян Сигерсон. – Нет преступления хуже, чем утомить зрителей.

– Утомить картинами гималайских пиков и Тибета?! – воскликнул Кларенс Кинг. – Не поверю, что такое возможно!

– Клара будет жалеть, что пропустила показ, и, возможно, попросит его повторить, – сказал Хэй.

– Буду счастлив это сделать, – отвечал Сигерсон с коротким и быстрым североевропейским поклоном. – Вот первый снимок. Мы идем к Гималаям из северного Сиккима.

Изображение заполнило экран.

– Господи! – воскликнул Кинг. – Те черные точки за мореной – это что, люди и мулы?

– Люди, мулы и тибетские лошадки, – подтвердил Сигерсон.

– Они позволяют зримо оценить всю колоссальность Гималайского хребта, – заметил господин Воллебек.

– Альпы и Скалистые горы в сравнении с этими вершинами – не более чем кротовые кучи, – сказал Кинг.

– А вот Джелеп-Ла, о котором я упоминал раньше, – продолжал Сигерсон. – «Ла» по-тибетски, разумеется, означает «перевал».

Появилась цепочка низкорослых лошадок и тяжело нагруженных людей – их было, наверное, десятка два, – бредущих среди каменных глыб между двумя почти отвесными склонами.

– Выглядел он впечатляюще, однако его высота всего четырнадцать тысяч футов, – заметил Сигерсон.

Картинка вновь сменилась. В комнате сильно пахло чадом от волшебного фонаря.

– Это Тан-Ла, – сказал Сигерсон. – Ворота Запретной страны Тибет. Тан-Ла, что означает «Чистый перевал», и впрямь довольно труден. Здесь часто сходят лавины, даже осенью, когда тут проходил мой отряд. На высоте пятнадцать тысяч футов бушуют снежные бури. Как видите, и мы, и наши лошади совершенно обледенели.

«Фотографии сняты не „Сигерсоном“, – думал Джеймс. – Он где-то их раздобыл и показывает как свои, но на всех европейцы и тибетцы видны вдали. Так называемого Сигерсона не различить».

На следующем снимке был Сигерсон крупным планом – в стеганой одежде, усы и брови покрыты коркой льда. Он сидел на лошадке, дорога у него за спиной, чуть размытая, уходила к перевалу между бесчисленными вершинами.

– Тибетские лошадки чрезвычайно выносливы и чрезвычайно низкорослы, – продолжал Сигерсон. – Как видите, мои башмаки касаются земли. Когда лошадка своевольно направлялась туда, куда мне не надо, я просто вставал, позволяя ей из-под меня выскользнуть, либо брался двумя руками за тибетское деревянное седло и держал упрямицу на весу, пока мы не сговоримся о направлении.

На следующей фотографии были пальмы, тропические растения в огромных горшках и Сигерсон вместе с очень молодым блондином. На заднем плане стояли женщины в сари.

– Свен Геди́н! – воскликнул господин Хельмер Хальворсен Воллебек.

– Да, прошу прощения, – сказал Сигерсон. – Это стекло не по порядку. Я попросил знакомого сфотографировать меня в Бомбее, где встречался со Свеном Андерсом Гедином.

– Нельзя ли полюбопытствовать, кто такой Свен Андерс Гедин? – спросил Кларенс Кинг, вставая, чтобы подлить себе бренди из графина на буфетном столе.

– О, господин Гедин – один из самых многообещающих альпинистов и путешественников Норвегии, – ответил Воллебек. – Ему всего двадцать один год, однако он уже много где побывал.

– В Бомбее Свен рассказал мне, что уже в пятнадцать лет решил посвятить себя путешествиям. – Сигерсон отступил от жара из трубы проектора. – Он видел триумфальное возвращение нашего величайшего исследователя Арктики, Адольфа Эрика Норденшёльда, и это определило для него выбор жизненного призвания.

– Странно, что молодой Гедин не отправился в Непал с вами, мистер Сигерсон, – заметил Кларенс Кинг.

Сигерсон кивнул и проговорил мягко:

– Когда я навещал Гедина в Бомбее, он был тяжело болен. Возвратная малярия. Однако этим летом он отправляется в свою первую большую экспедицию – многолетнее исследование Средней Азии.

Заскрипело сдвигаемое стекло, и на экране появилась новая картинка. Почти все в комнате ахнули.

– Потала… храм-дворец далай-ламы в Лхасе, в сердце Тибета, – сказал Сигерсон.

Генри Джеймс, который, как и другие, ахнул при виде фотографии, силился воспринять немыслимый масштаб дворца. Неужели эти желтые точки у основания золотой лестницы и впрямь человеческие фигурки?

Словно прочтя его мысли, Сигерсон произнес:

– Да, в огромность лестницы трудно поверить… тем более что вся остальная Лхаса состоит из покосившихся глинобитных лачуг – бесконечные узкие улочки, на которых валяются дохлые собаки и стоит неописуемый смрад. А над ними поднимается вот это… Чтобы вы представили масштаб, скажу: весь британский парламент уместился бы в нижней трети Поталы, а Биг-Бен доходил бы лишь до вершины лестницы. Храмы и резиденции лам куда выше его.

– Я не понимаю, как вам это удалось, мистер Сигерсон, – решительно произнес Кларенс Кинг.

– Удалось что, мистер Кинг?

– Проникнуть в Тибет… до самой Лхасы. Десятки европейцев пытались это сделать. Никто не преуспел. Вы не могли переодеться тибетским паломником, как многие наши исследователи… обрить голову и надеть желтое одеяние… их всех разоблачили тибетские власти, а вы к тому же слишком высоки ростом, чтобы выдавать себя за тибетца.

Сигерсон улыбнулся:

– Я никем не переодевался. Просто говорил и воинам, и храмовой страже, что я – паломник.

– А спутники, которые были с вами на перевале, тоже добрались до Лхасы? – спросил Джон Хэй.

– Нет. Их завернули перед границей.

– Не понимаю, – повторил Кинг.

– Мы, норвежцы, упорный народ, – заметил господин Воллебек.

На экране возникла последняя картинка. Она была снята издалека, но Сигерсон узнавался ясно. Он сидел на валуне посреди двора и говорил с мальчиком в желтом одеянии. Мальчик стоял спиной к фотоаппарату. Его смуглая голова была обрита почти целиком, если не считать единственной пряди на макушке.

– Тринадцатый далай-лама, – объяснил Сигерсон. – Зимой девяносто первого – девяносто второго, когда он многократно давал мне аудиенции, ему было шестнадцать лет. Аудиенции – особая честь, ибо его святейшество живет не в самой Потале, а в уединенном монастыре, где учится дни напролет, готовясь к предстоящей роли.