Но внутри пещеры, в ее прохладном чреве, еще можно было спастись от зноя.
Пещера представляла собой зал около тридцати футов длиной с двумя куполами. Сплошь пустота – посмотреть нечего, нечем и восхититься. Но здесь же Морган сразу понял, что племянники от него чего-то хотят – они настойчиво тянули его за рукав, произнося какое-то слово. Морган, не понимая, согласно закивал головой, чтобы они замолчали. Ему стало ясно, что он обманулся в отношении этих якобы знаменитых пещер. Они вышли из первой пещеры, и молодые люди потащили Моргана по выбитым в скале ступеням к двум другим, находящимся на противоположной стороне.
Вначале они подвели его ко второму входу. Здесь вход был декорирован куполообразной аркой, с выгравированной на ней процессией слонов, а также небольшим количеством букв, вероятно, священного языка пали. Правда, в сравнении с иными статуями и храмами, которые Морган помнил, то, с чем он столкнулся в этой пещере, казалось странным образом незаконченным. Через вырезанный в скале прямоугольный проход вы проходили во внутреннее помещение со сводчатым потолком, а оттуда, через еще один короткий коридор, в следующую комнату с таким же точно потолком. Но резьба на поверхности стен и потолка была закончена лишь наполовину, что производило отталкивающее впечатление.
Морган отступил к входу в третью, центральную пещеру и попытался вспомнить, что рассказывал о всем комплексе Имдад Иман, когда они забирались на верблюдов. Что это были буддистские пещеры, чье строительство датировалось двести пятидесятым годом до нашей эры? Он точно помнил, что их приказал построить император Ашока. Но было еще кое-что, связанное с формой пещер, – то, что он позабыл. Что-то про медитацию? Он не обратил внимания, поскольку мысленно находился в другом месте, и предназначение пещер осталось загадкой, как и многое остальное в этой стране, по крайней мере для него.
Пещера оставляла самое сильное впечатление. Здесь над вами также нависали сводчатые потолки, но стены были отполированы настолько тщательно и искусно, словно обработанные какой-нибудь сверхсовременной машиной. И здесь находился коридор, ведущий в похожую на улей внутреннюю комнату конической формы, с высоким потолком.
В комнате стояла абсолютная темнота, пока один из племянников не зажег свечу. И сразу же словно второе пламя вырвалось из недр полированного гранита, высветив красно-серую фактуру камня. Стены были отполированы до состояния стекла, и их гладкая поверхность под скользящими пальцами была сколь прекрасна, столь и приятна на ощупь.
Неказистые племянники, совсем не знавшие английского, все повторяли и повторяли какое-то слово, непонятное Моргану. Но само слово, как, впрочем, и все слова, произносимые в этой пещере, отразившись как в зеркале от самих себя, начинали шелестеть и трепетать повсюду.
Наконец Морган догадался. Слово, которое твердили молодые люди, означало «эхо»! Вот почему стены пещеры были так отполированы – чтобы помочь эху зазвучать в полную силу. Комната, исполненная в форме купола, предназначалась для песнопений, а песнопения должны были многократно повторяться, отражаясь от стен в виде нечетко звучащего рокота, напоминающего шум прибоя.
Потом один из племянников произнес слово «завтрак» и погасил свечу. Экспедиция была окончена.
В молчании они спустились по холму, оставив позади себя скалы и темноту пещер. Однако пещеры оказались совсем не такими, какими их ожидал увидеть Морган. Они не были буддистскими, и язык, чьи письмена он увидел на входе в третью пещеру, не являлся языком пали, хотя был таким же древним и столь же мертвым. Пещеры использовала совершенно другая секта, люди, идущие дорогой аскетизма более явного, чем все его прочие формы. Сюда, в эти пещеры, не было доступа тем, кто исповедовал более мягкие формы верований и оставлял своих больных и стариков умирать на свежем воздухе. Во что верили древние и как они отправляли свои религиозные ритуалы – все скрылось под пылью веков. Но что-то от их присутствия все же осталось, нечто призрачное и скрытое в гладком как зеркало камне, которого касалась рука гостя, чувствительная к старинным тайнам.
Завтрак все еще не был готов. Наваб вздохнул, задумчиво дернул себя за бороду и свирепо заговорил с племянниками. Потом мягким голосом, но с сильным акцентом он сказал Моргану:
– Иди посмотреть другие пещера. После мы есть.
Другие пещеры! В тех пещерах, которые Морган успел увидеть, не было ничего достойного внимания, ничего, что могло бы взволновать и привести его в восторг. До пещер пришлось идти милю-две, но он покорно потащился за племянниками, которые, пребывая в дурном настроении, палками сбивали росшие вдоль тропы растения. Солнце нещадно палило, и температура вполне соответствовала пустоте, ощущаемой Морганом.
Новые пещеры не помогли ее заполнить. Их тоже было три штуки, вырезанных в камне, но найти их оказалось гораздо труднее, чем предыдущие. Представляя собой некие вариации на тему тех пещер, что Морган уже видел, эти имели правильной геометрии полированные стены, но ни одна не содержала внутренней темной комнаты. В последнюю из пещер приходилось карабкаться по ступеням, вырезанным в камне. Когда Морган поднялся туда, ощущая, как пот струится по лбу, а колени дрожат от слабости, вызванной в том числе и голодом, он так и не смог пробудить в себе должного воодушевления. Внутренности пещер походили друг на друга, равно как и эффекты эхо.
Когда экскурсанты вернулись в лагерь, завтрак по-прежнему не был готов. Наваб выглядел несчастным. Один из племянников сердито сказал, глядя на Моргана:
– Ты приходить.
Он имел в виду, очевидно, последнюю из пещер, которая принадлежала к первой группе и которую они по какой-то причине пропустили. С ощущением все нарастающего голода Морган вернулся туда, откуда они начали свою экскурсию.
Пещера располагалась немного в стороне, по ту сторону мрачного озерца с зеленой водой, над скоплением скользких камней. Вряд ли результат стоит затраченных усилий, подумал он, – пещера была гораздо примитивнее прочих и представляла собой обычное отверстие, выдолбленное в склоне холма. Но Морган задержался здесь, полусогнувшись под низким потолком, чтобы отдохнуть от слепящего солнца. Его взгляд вдруг привлекла оса, которая ползла по стене, таща за собой желтые задние лапки. Морган неожиданно залюбовался ею, а когда пришел в себя, обнаружил, что племянник наваба исчез, оставив его одного.
Медленно продвигаясь назад к тропинке, он вдруг захотел вернуться к центральной пещере – той, что произвела на него самое сильное впечатление. Хорошо бы остаться на несколько минут одному, спрятавшись в недрах скалы! Он вошел и, пройдя внутрь первого помещения со сводчатой крышей, обернулся и взглянул назад. По ту сторону входа оставленный им мир казался сном, который он смотрел сквозь окно. Морган углубился в пещеру и проник во второе помещение. И вдруг утонул – и в мире, и в самом себе. Он произнес свое имя, и пещера отозвалась, нескончаемое количество раз повторив его. Он назвал имя Масуда, а потом произнес «люблю»; и стены вновь откликнулись.
Первый раз за сегодняшний день он позволил себе обдумать то, что чувствовал. Последние две с половиной недели он провел с Масудом в Банкипоре, маленьком грязном городке на окраине Патны. Масуд занимался юридической практикой, и Моргану иногда казалось, что он не дает ему нормально работать. Но, вероятно, только казалось, потому что ничто в эти дни не омрачало их дружбы и не мешало приятному совместному времяпрепровождению. Тем не менее последняя неделя для него оказалась омраченной ожиданием близкого расставания, а день перед отъездом вообще стал необычайно печальным и трудным и разрешился своеобразным прощанием глубокой ночью.