Аппетит - читать онлайн книгу. Автор: Филип Казан cтр.№ 58

Это все было так давно. Я и не думал, что когда-нибудь попаду в Рим. Так что в итоге я ничем не отличался от паломников. И все же трудно было не заметить, что эта река и у́же, и грязнее Арно. Мы оставили ее позади и теперь двигались в окружении туч речных мух и пыли, а также болтовни и смеха, как будто переход через реку снял некий обет молчания. Моя река была чище, шире, благородней. Маленькая искра флорентийской гордости начала разрастаться в моей груди, но тут показались стены Рима.

Над плоской заливной приречной равниной вздымалась крепостная стена из бурого, словно летняя лиса, кирпича: высокая, усиленная множеством квадратных башен. От моста дорога была прямой, как нож, и по ней текли мы все: паломники, крестьяне, солдаты, стряпчие, священники, монахи, монахини, овцы, козы, коровы, гуси, свиньи. Впервые, с тех пор как покинул Флоренцию, я ощутил, что растворяюсь в толпе – всего лишь еще одна пчела в улье, – и каким же это было облегчением.

Я начал различать за стенами шпили, потом крыши. Затем увидел и ворота, далекую белую арку между приземистыми мелкозубчатыми башнями. Река змеилась справа, а за ней поднимался холм, увенчанный огромной церковью. Это наверняка собор Святого Петра… И верно, все паломники принялись указывать на него, размахивая посохами, – спаси Господь любого на их пути. Будто вода в оросительном канале, когда поднимают шлюз, вся масса путников устремилась вперед, и вместе с ними несло меня, изо всех сил пытающегося удержать коня и не дать ему потоптать этих неуклюжих фризов, каталонцев и валлийцев.

Наконец мы с конем протиснулись в ворота. Ожидал ли я чудес? На самом деле я ожидал разочарования, наслушавшись в «Поросенке» рассказов путешественников, в основном о шлюхах и головорезах (а иногда, как сейчас помню, о тех и других сразу). Но вместо разочарования на меня свалилось замешательство. За воротами простиралось большое открытое пространство: древние камни мостовой и бурая пыль. Посередине было что-то вроде фонтана и множество уже занятых корыт для лошадей, вокруг которых растекалось огромное пятно воды и навоза. Паломники, истомленные прорывом через ворота, стояли вокруг, моргая. Было проще простого заметить зазывал и любителей чужих кошельков – мужчин с широченными улыбками, приклеенными к жестким пергаментным лицам пропойц, одетых по моде прошлого года, а то и десятилетия. Они носили щегольские грязные шляпы, у каждого имелся нож, иногда два, незаметно заткнутые за пояс или кушак. Сплошное мучение было смотреть, как они выделяют своих жертв и отрезают их от большой толпы, как собаки, пасущие овец. Увидев человека на лошади, двое направились ко мне, уверенные и решительные, как клещи.

– Добро пожаловать в Рим, синьор! Вы захотите лучшую еду в городе и самую мягкую постель, и – угадайте что? Вам повезло!

Голос человека звучал надтреснуто и по-римски гнусаво. Его товарищ ухмылялся и перепрыгивал с ноги на ногу – этакая рассеянная джига. Я задумался на мгновение, не хочет ли он, чтоб я кинул ему монетку, но потом понял, что его чрезвычайно увлекает перспектива ограбить меня.

– Нет, спасибо, друзья, – ответил я.

– О, да бросьте. Вы наш гость!

– Разве? Я только что приехал сюда.

– Вот почему вы нуждаетесь в тех, кто о вас позаботится. По деньгам дешево. Лучшие гиды в Риме, а моя кузина…

Они хором осклабились, продвигаясь вперед, и «плясун» потянулся к моей уздечке. Я сделал то, что сделал бы во Флоренции: откинул плащ, будто чтобы почесать бедро, и дал свету блеснуть на рукояти меча.

– Уверен, вы бы с удовольствием обо мне позаботились, ребятки, но у меня и так все хорошо, спасибо.

Я умел ухмыляться так же широко, как они, что и сделал, да еще подмигнул вдобавок. Потом пустил коня через пьяццу рысью – прочь от них. «Не оглядывайся».

Я был доволен собой, моя кровь взбодрилась и заиграла. Однако ехал я к беспорядочной стене строений с узкими промежутками улиц между ними, и люди сновали по этим улицам туда-сюда: римляне и паломники – группами, по отдельности или парами, – которых вели усердные, улыбающиеся воришки. Какое-то мгновение я чувствовал себя как дома, но потом осознал: я в Риме, а Рим – это не Флоренция. Это их дом – тех людей, которых я только что отогнал, – и они тут же меня выследят. Они различали жертв, как мой отец – бычков, и явно сочли меня подходящей добычей. Нахальный, с полным кошельком и хорошим дорогим мечом, не говоря уже о приличной лошади – ее можно продать или оставить себе и съесть. Богатенькие юнцы наверняка проезжают через эти ворота по сто раз на дню, закатывая глаза от волнения, как бычки, проходящие через ворота бойни. Значит, вот как чувствуют себя животные, когда чуют кровь, проливаемую за воротами. И куда я, кстати, еду? Где собираюсь ночевать? И как потом предполагаю искать по всему Риму маэстро Зохана? Это будет похоже на поиски одного особенного каштанового листа на горе Амиата. Я только что проехал через ворота и уже понятия не имею, что делаю. Ни малейшего, черт возьми, понятия!

В конце концов я поступил так, как никогда не предполагал поступить: спросил священника. В них недостатка не ощущалось, а каждое второе здание, похоже, было церковью. Я проехал по случайно открывшейся передо мной улочке, держа спину прямо и стараясь выглядеть так, будто я дома. Это было нелегко, поскольку виды, звуки и, сильнее всего, запахи Рима били по моим чувствам, борясь друг с другом за внимание.

Первым делом я заметил отсутствие кое-чего: здесь не было того нутряного капустного духа, висевшего над каждой западней для паломников между Флоренцией и Римом. От пилигримов несло нестираной одеждой и застарелым по́том, но римляне пахли чесноком, луком и вином, и с того момента, хотя я знал, что, будучи чужеземцем, должен бояться всех и каждого, они начали мне нравиться.

Второе, что я заметил: Рим словно распадался на части. Улица из плотно сгрудившихся домов внезапно уступала место древним руинам, пустырю, полуобрушившемуся внутрь себя дому или старинному зданию, которые довольно часто пребывали в лучшей форме, чем их более молодые соседи. Выстиранное белье висело между горделивыми старыми колоннами, и свиньи рылись среди мраморных блоков. То и дело попадалась церковь или укрепленная башня, вырастающая из более древнего строения. Люди на улицах были по большей части смуглыми и неразговорчивыми и глядели пристально и недоверчиво. На эту улицу две тысячи лет или больше смотрели всевозможные глаза – у людей после столь долгих наблюдений появляются веские причины никому не доверять. Однако тут я ощутил, что это глаза самого города.

Но что интересовало меня больше всего, так это еда, готовящаяся за всеми этими стенами. Здесь трудились настоящие повара: в масле жарился бекон, благоухал чеснок, тушилось мясо. Варилась и жарилась рыба. У одной двери я уловил стальной аромат осьминога. Из другой шел знакомый вульгарный душок рубца. Были и другие простонародные запахи: всевозможные части и куски животных готовили с вином, травами, рисом…

Из небольшой церквушки прямо передо мной вышел священник. У него было приятное усталое лицо, и я решил рискнуть.

– Святой отец, – спросил я, – не могли бы вы мне помочь?