Королева была в ярости. Она обвинила таблоиды в «беспрецедентном вмешательстве в личную жизнь». Насколько беззаботна была Диана, судить трудно. Ромси рассказывал биографу принца, что она вечно ругалась с Чарльзом, когда тому хотелось читать или рисовать, и открыто говорила о том, что ей с ним скучно. Существовал «узкий круг самых близких друзей», с которыми Чарльз обсуждал свои отношения с Дианой. Друзья советовали ему взять себя в руки и прекратить терзаться жалостью к себе. Чарльз во всем винил себя. Он твердил, что выйти замуж за наследника трона – это огромное несчастье для любой женщины. Возможно, так оно и есть, однако принц, похоже, был попросту слеп. Он не понимал, что причина несчастий его жены крылась в ее убеждении, что муж ее не любит.
Внимание желтой прессы к Диане усиливалось. Медиаэксперт Рой Гринслейд считает, что фотографии в бикини стали поворотной точкой в отношениях принцессы с прессой. «К этой женщине возник сильнейший интерес – по-настоящему сексуальный. Пресса – редакторы и репортеры – были влюблены в Диану… Она выглядела великолепно, ее фотография на обложке увеличивала продажи, люди хотели видеть ее снова и снова»
[160]
.
Ажиотаж возрастал. 21 июня Диана родила сына. Принца назвали Уильямом Артуром Филиппом Луи. «Роды пришлось стимулировать, – рассказывала Диана Мортону. – Мне хотелось, чтобы все поскорее закончилось: внимание прессы стало невыносимым. Люди следили за каждой минутой моей жизни»
[161]
. Защита тайны личной жизни стала для Дианы навязчивой идеей, но придворные считали рождение сына принца и принцессы Уэльских важным светским событием, которым следует поделиться с народом. Все рождения, смерти и свадьбы в королевской семье – это государственные мероприятия. У Дианы случилась настоящая истерика, когда ей сообщили, что помощники должны дежурить в больнице, чтобы сообщать о ее состоянии народу. «Вы что, с ума сошли?» – в ярости кричала она
[162]
.
Уильям родился за месяц до годовщины свадьбы. Диана еще не успела привыкнуть к положению принцессы Уэльской, а теперь ей предстояло привыкать к роли матери – не обычной, а матери будущего короля. Чарльз, который присутствовал при родах, был в восторге. Своей крестной, Патриции Брэберн, он писал: «Я по-настоящему рад, что провел у постели Дианы целый день. К вечеру мне стало казаться, что я и сам участвовал в процессе родов. Я был вознагражден появлением крохотного создания, которое целиком и полностью принадлежит нам, хотя, конечно, и всем остальным тоже! Никогда не видел ничего подобного тому, что творилось возле больницы тем вечером. Казалось, все с ума сошли от счастья…»
[163]
Когда Диана вернулась в свой новый дом – Кенсингтонский дворец, принцесса Маргарет устроила в парке торжественный прием. Все приветствовали Диану и радовались. Это был звездный час принцессы Уэльской. Она исполнила свой долг перед короной.
7. «Дианомания»
В Австралии… между ними стала заметна легкая напряженность. Он [Чарльз] просто не понимал, почему люди хотят ее видеть.
Помощница Дианы в австралийском турне, март 1983 года
Теперь у Дианы был ребенок и лондонский дом – апартаменты 8 и 9 в Кенсингтонском дворце. Дворец представлял собой ряд окруженных парком краснокирпичных строений XVII века. Члены королевской семьи жили здесь более трех веков. Здесь умерли королева Мария (супруга Вильгельма III) и королева Анна, родилась и жила до коронации королева Виктория. Георг VI, Эдуард VIII и их братья называли дворец «тетушкиным лежбищем». Сегодня мы назвали бы дворец «королевским кондоминиумом». Однако апартаменты ничем не напоминают современные квартиры. Это отдельные дома в несколько этажей, где есть официальные залы и жилые помещения.
Когда во дворец, в совмещенные апартаменты 8 и 9, переехали Чарльз и Диана, в апартаментах 10 жила принцесса Маргарет с многочисленной прислугой. Другими соседями молодых родителей были принцесса Алиса, герцогиня Глостерская, которой исполнился восемьдесят один год (она родилась 25 декабря 1901 года), с сыном и невесткой (принцем Ричардом, герцогом Глостером, с супругой Бригиттой) и принц и принцесса Кентские. Герцог и герцогиня Кентские располагались рядом в Рен-хаусе. Сестра Дианы с мужем, Робертом Феллоузом, жили в Старых казармах. Все они считались пансионерами милостью королевы. Чарльз и Диана могли поселиться в более роскошном Спенсер-хаусе с видом на Грин-парк. Этот особняк был оставлен молодым Спенсерам по завещанию отца, но на реставрацию пришлось бы потратить огромные деньги. Кроме того, считалось неприличным, чтобы принц Уэльский жил в доме, принадлежащем семейству супруги.
Жизнь во дворце представляется нам роскошной, но у Кенсингтонского дворца имелись свои недостатки, и очень серьезные. За великолепным южным фасадом скрывался лабиринт дворов и садов, окруженных жилыми особняками. Апартаменты принца и принцессы Уэльских совершенно не подходили для потребностей наследника трона и его семьи. «Помещение было небольшое, – рассказывал один из слуг принцессы. – Им требовалось больше места. У каждого была гостиная и кабинет, а также общая гостиная и столовая, которая служила одновременно и залом приемов. Очень узкие коридоры… Словом, не самые комфортные условия. Зал для приемов должен был располагаться внизу, чтобы верхние помещения оставались жилыми, но никто об этом не подумал. Да и вообще, маленькая квартира была им попросту противопоказана. Уверен, что некоторые их конфликты были связаны именно с теснотой… Они мешали друг другу, и это сказывалось на их отношениях»
[164]
.
Патрик Джефсон, который вошел в свиту принцессы в январе 1988 года и стал поначалу ее конюшим, а вскоре личным секретарем, был поражен теснотой и мрачностью апартаментов Уэльсов. По контрасту с огромными газонами и пышной зеленью Кенсингтонского парка квартира принца и принцессы казалась темной и неуютной. Дом, где они жили, располагался в центре дворцового комплекса. О личной жизни здесь можно было забыть. «Всем было слышно каждое сказанное слово, – писал Джефсон в биографии принцессы. – Для уединения здесь просто не было места»
[165]
.
Чаще всего в доме царила мертвая тишина: принц и принцесса уезжали по делам, а персонал занимался своей работой. На улице сияло солнце, пели птички и играли дети, но тут царили торжественная тишина и полумрак. «Если отправить по домам прислугу, закрыть шторы и не включать весь свет, то никакие телевизоры, музыка и телефоны не смогут рассеять мрак», – вспоминал Джефсон
[166]
. Дворец, удобно располагавшийся в центре Лондона, так и не стал для Дианы домом. Скорее тюрьмой.