— Еще кого-нибудь видишь вокруг?
— Мы пока не открылись. Никого и не должен увидеть.
— Тогда давай. — Джек ткнул пальцем в пончики. — Начинай. Чего ждешь?
— Шутишь, да? Пытаешься разыграть старого друга? Ты их принес Парабеллуму.
Словно услыхав свое имя, длиннохвостый голубой попугайчик выглянул из неоново-желтого велосипедного шлема, заметил коробку с пончиками, запрыгал к ней по прилавку.
— Вовсе нет, — прошамкал с набитым ртом Джек.
Парабеллум скосил головку на пончики, потом взглянул на него снизу вверх.
— Лучше не огорчай его, — предупредил Эйб. — Парабеллум — свирепый зверь. Даже можно сказать, замаскированный хищник.
— Ну ладно. — Джек отщипнул кусочек, бросил птице, которая его мигом склевала.
— Куда делись обезжиренные кексы от Энтенманна и сливочный сыр с пониженным содержанием жиров?
— Мы от них отдыхаем.
Эйб снова погладил живот.
— Что? Я сам должен заботиться о своем сердце? Хочешь, чтоб я раньше времени умер?
— Господи Иисусе! Можно разок позавтракать без твоего нытья? Когда я несу низкокалорийное дерьмо, ты бесишься. Приношу вкусненькое — обвиняешь в покушении на убийство.
Эйбу было за шестьдесят, вес его приближался к восьмой части тонны, что было бы не так плохо при росте в шесть футов восемь дюймов, до которого он недотягивал на целый фут, если не больше. В прошлом году Джек забеспокоился о предположительно близкой кончине своего старейшего, самого драгоценного друга и попытался заставить его сбросить вес, вызвав реакцию, лишенную всякого энтузиазма.
— Что-то ты нынче фокусничаешь.
И правда. Пожалуй, настроение плоховатое. Что ж, на то есть причины.
— Извини, — сказал Джек. — Взгляни на дело с другой стороны: считай это прощальным подарком перед отъездом.
— Перед отъездом? Я куда-то уезжаю?
— Нет, я. Во Флориду. Не знаю, долго ли там пробуду, поэтому решил оставить тебе запас калорий, чтоб держался на плаву.
— Во Флориду? Ты хочешь ехать во Флориду? В сентябре? В разгар сильнейшей за десятки лет засухи?
— Я не отдыхать туда еду.
— А влажность? Проникает в поры, заполняет мозги, с ума сводит. Вода в мозгах вредна для здоровья.
— Хорошо. — Джек забарабанил пальцами по прилавку. — Пожалуйста, съешь этот чертов пончик.
— Ладно, — согласился Эйб. — Если настаиваешь. За твое здоровье.
Взял, откусил, выкатил глаза.
— На свете не должно быть таких вкусных вещей.
Жуя второй пончик, Джек рассказал о звонке брата.
— Очень жаль, — посочувствовал Эйб. — Поэтому ты такой ненормальный? Не хочешь отца видеть?
— Не хочу видеть в таком состоянии... в коме.
Эйб покачал головой:
— Сначала твоя сестра, теперь... — Он поднял глаза на Джека. — Думаешь...
— Иное?
[3]
Надеюсь, что нет. Хотя не удивился бы, судя по развитию последних событий.
После ночного разговора с Томом он позвонил в больницу, узнал, что состояние отца стабильное, но по-прежнему критическое, получил указания, как доехать из аэропорта. Потом попробовал посмотреть кино. Начал ретроспективу Вэла Льютона, прокрутив в субботу вечером фильм «Люди-кошки». Собирался поставить «Прогулку с зомби» и не смог врубиться. Слишком отвлекали мысли об отце в коме, о досмотре в аэропорту. Выключил видео и лежал в темноте. Сон прогоняли раздумья о чем-то неведомом, дергавшем за ниточки, распоряжаясь его жизнью.
Поэтому он был наутро уставшим и раздраженным. Вероятность, что несчастный случай с отцом не так уж и случаен, довела его до предела.
— Знаешь подробности?
— Знаю только, что произошла автомобильная катастрофа.
— Ну, не слишком зловеще звучит. Сколько ему лет?
— Семьдесят один. Впрочем, он в прекрасной форме. До сих пор в теннис играет. Играл, по крайней мере.
Эйб кивнул:
— Помню, как летом разгромил тебя в семейном матче.
— Верно, прямо перед тем, как здесь разверзся истинный ад.
— He хотелось бы еще раз пережить подобное лето, — содрогнулся Эйб, будто его мороз прошиб. — Кстати, кажется, могу кое-что сообщить насчет легитимизации.
— Правда? Что?
Узнав в прошлом месяце, что скоро станет отцом, Джек принялся искать способ вынырнуть из подполья, не отвечая на неизбежные вопросы разнообразных правительственных ведомств по поводу того, где он был и чем занимался последние пятнадцать лет, почему ни разу не получал номера социального страхования
[4]
, не заполнял анкет и за все это время не заплатил ни цента налогов.
Подумывал просто ответить, был болен, в беспамятстве, пристрастился к наркотикам, бродил по стране, жил чужой милостью, теперь выздоровел, готов стать полезным гражданином. Это сработало бы, хотя в нынешние подозрительные времена его взяли бы под пристальный надзор. Не хочется до конца жизни числиться в списках клиентов министерства национальной безопасности.
— Один знакомый из Восточной Европы обещал, что, возможно, поможет. Возможно. Надо еще немножко разведать.
Небольшая хорошая новость лучом маяка пробилась сквозь тьму, нахлынувшую после звонка Тома.
— Хоть на что-нибудь намекнул?
— По междугороднему телефону? — нахмурился Эйб. — Из своей страны? Он не такой дурак. Отработает детали — если сумеет, — уведомит.
Может быть, новость и не такая хорошая. Или потенциально хорошая.
Эйб пристально посмотрел на него:
— Ну? Когда едешь во Флориду?
— Сегодня. Только билет еще не заказывал. Хочу сперва с Джиа встретиться, может, уговорю ее вместе поехать.
— Думаешь, поедет?
Джек улыбнулся:
— Я сделаю ей предложение, от которого она не сможет отказаться
[5]
.
6
— Прости, Джек, — покачала Джиа головой, — не получится.
Они сидели в старомодной кухне дома номер 8 на Саттон-сквер, в одном из самых фешенебельных городских кварталов. Джек нянчил в руках чашку кофе, Джиа потягивала зеленый чай. Она слегка отрастила пшеничные волосы, которые уже не облегали голову, но все-таки, по сравнению почти с любыми стандартами, оставались короткими. На ней были джинсы с заниженной талией, белая майка с круглым вырезом на груди облегала стройный торс, нигде не располневший даже на третьем месяце беременности.