Штейн спустился в холл и плюхнулся на сиденье рядом с Ренни. Он принес пару рентгеновских снимков. Выглядел он неважно, но силился улыбнуться.
— Стоите на страже? — спросил Штейн.
— Собственно говоря, сижу.
Ренни уселся здесь, когда Лома ввезли в кабинет, и намеревался сидеть до тех пор, пока его не вывезут. В кабинет с магнитным резонатором был только один вход, он же выход — вот этот. Он сидел здесь, чтобы лично предотвратить еще какой-нибудь трюк Лома, например, с исчезновением. Ренни следовало бы находиться внутри, прямо рядом с машиной, да только ему предложили оставить снаружи все железное. Все, что может исказить магнитное поле или еще что-нибудь в этом роде. Это значило вытащить пистолет и снять значок; ему даже велели оставить бумажник, ибо магнитные полоски на кредитке тоже могли повлиять на магнитное поле.
Все это, на взгляд Ренни, смахивало на бред из «Звездных войн», но он собирался приближаться к Лому не иначе как вооруженным до зубов. Так что пришлось обосноваться снаружи.
— Я вам сказал, сержант, что мистер Лом никуда не уйдет. Вообще никуда.
— А я вам сказал, что он мне ухмыльнулся. Он водит вас за нос, док.
— Гм-гм... Это было непроизвольное мускульное сокращение.
Ренни приготовился посоветовать Штейну предпринять еще одно мускульное сокращение, когда в дверь высунулась голова техника, обслуживающего магнитный резонатор.
— А! Доктор Штейн! У нас тут небольшая проблема.
Ренни вскочил, хватаясь за пистолет 38-го калибра. «Так я и знал!»
— Где он? Что он сделал?
Техник был тощеньким черным парнишкой в короткой защитной форме. Он глянул на Ренни, как на идиота.
— Кто? Пациент? Ничего он не сделал, приятель. Успокойся. Это компьютер. Выдает полное дерьмо.
Следуя за техником в кабинет, Штейн оглянулся на Ренни через плечо.
— Идете?
Ренни хотел сказать, что для одной ночи ему по горлышко хватит всякого дерьма, а потом решил, что еще немножко погоды не сделает.
— Иду, конечно. Почему бы нет?
Он поплелся за ними к контрольной консоли с рядами мониторов. Увидел, как Штейн подался вперед и уставился на один из экранов, как лицо его вытягивается и бледнеет в тон обоям на стене перед ним, имеющим цвет яичной скорлупы.
— Вы шутите, да? — сказал Штейн. — Это дерьмо собачье, Джордан. Если вам кажется, что это смешно...
— В чем дело? — спросил Ренни.
— Слушайте, старик, — отвечал техник Штейну. — Если б я мог заставить машину показать это дерьмо просто ради забавы, вы думаете, я бы здесь работал?
— В чем, черт возьми, дело? — спросил Ренни.
Штейн опустился в кресло перед консолью.
— Это голова мистера Лома, — указал он на экран перед собой. — Вид сбоку. Сагиттальный разрез
[22]
.
Ренни это видел. Нос был на правой половине экрана, затылок — на левой.
— Похоже на рекламу средств от насморка, — заметил Ренни.
Штейн засмеялся. В смехе явственно прозвучала истерическая нотка.
— Да, носовые пазухи у него в порядке. Но кое-чего не хватает.
— Чего?
Штейн постучал по экрану кончиком карандаша, указывая на большую пустую полость за носом и пазухами.
— Вот тут полагается быть мозгу.
Холодная рука вновь прохватила Ренни по спине, на этот Раз проплясала.
— А его нет?
— Согласно этой картинке, нет. А также никаких признаков спинного мозга.
— Стало быть, ваша машина порет хреновину! Он... он должен быть мертв!
— Спасибо, что подсказали, — поблагодарил Штейн и повернулся к технику: — Просвечивайте дальше и дайте мне грудную клетку.
Техник кивнул и нажал несколько кнопок. Скоро на экране засветился пустой круг.
— Что за дерьмо, старик? — сказал техник Джордан. — Где его легкие? Где его чертово сердце?
— Вот и я спросил то же самое, когда увидел вот это, — сообщил Штейн, протягивая Джордану принесенные им рентгеновские снимки. — Я пытался себя убедить, что они чересчур высоко задрали трубку, но не сумел.
— Дерьмо! — сказал Джордан, поднося снимки к притушенной флуоресцентной лампе над головой.
— В чем дело? — спросил Ренни, понимая, что смахивает на заезженную пластинку, но не в силах сказать ничего более. Теперь он блуждал в полном мраке.
Джордан протянул ему снимки. Ренни не имел ни малейшего представления о том, что должен на них увидеть.
— Что?
— Пусто, приятель, — объяснил техник. — Грудь у этого парня абсолютно пустая.
— Ну ладно, бросьте, — сказал Ренни. Ему становилось плоховато.
— Он не шутит, — подтвердил Штейн. — Просто что бы послать все к чертям, Джордан, давайте посмотрим желудок.
Джордан снова поколдовал над консолью, и экран заполнило другое изображение. Штейн взглянул на него, потом крутнулся в кресле, повернувшись к Ренни. На его физиономии блуждала безумная улыбка, а глаза начинали закатываться.
— Он пустой! — провозгласил Штейн. — Ни мозга, ни сердца, ни легких, ни печени, ни внутренностей! Он абсолютно пустой! Ходячая оболочка! — И захохотал.
Смех Штейна испугал Ренни не меньше, чем сказанное.
— Эй, док, полегче!
— Идите в задницу со своим «полегче»! Мы говорим, что у нас тут какой-то зомби! Этого быть не может! Это безумие! Это невозможно, разрази меня в душу!
В комнате с мониторами установилась тишина, а все трое сидели и глазели друг на друга.
— Что будем делать с этим парнем? — спросил Джордан.
— Он подозреваемый номер один в деле об убийстве, — напомнил Ренни.
Джордан улыбнулся.
— Попробуй его допроси.
— Не в таком состоянии. Кроме того, при всем этом дерьме, что тут происходит нынче ночью, ходить-то он может.
При мысли об этом все перевернулось внутри у Ренни. Никто не должен оставаться безнаказанным, сотворив такое с ребенком.
— Сегодня он никуда не уйдет, — пообещал Штейн. Он обратился к Джордану: — Выкатывайте его отсюда. Я заберу его обратно в приемный покой, и никто... — он покосился на Ренни, — никто никуда его больше не увезет, пока я не получу полных свидетельств о том, что здесь происходит.
Пока Лом остается под наблюдением, Ренни нет дела до того, в каком месте его держат. А когда все это кончится, может, найдутся ответы на некоторые вопросы.