– Папа, вернись ко мне, папа!
В небе парят чайки, уныние сдавливает мне горло, но я пытаюсь держать себя в руках. Я замечаю, что одинокая серая воро́на явно наблюдает за Лидией. Птица сидит на корявой рябине возле маяка.
А другие воро́ны – из стаи – пикируют вниз, они выклевывают языки новорожденным ягнятам: те потом не могут сосать и сегодня же умрут от голода.
Моя маленькая девочка заходится в пронзительном визге.
Это уже чересчур! Как бы она не бросилась в воду! Я бегу к ней со всех ног, беру ее за руку и сажусь на корточки.
– Дорогая, у папы важные дела, но он скоро вернется.
– Он пришел и ушел, и не сказал «здрасте» или «пока-пока», он не любит меня!
Я не выдержу этих мучений больше ни секунды. Я довольствуюсь ложью:
– Он тебя очень-очень любит. Но он сильно занят, милая. Пожалуйста, поверь мне. А знаешь, давай мы с тобой приготовим на завтра все, что нужно в школу, и испечем печенье. Пряничных человечков!
Я приняла решение. Мы сделаем печенье и бисквиты. Приготовим замечательных пряничных человечков. Что там в рецепте? Двууглекислый натрий, сахарные серебряные шарики, обычный сахарный песок, масло и имбирь.
Мы направляемся к дому.
Но, увы, человечки выходят сплошь некрасивыми. Не то инвалиды, не то бесформенные зверюшки. Я стараюсь, несмотря на отчаяние, шутить по поводу уродцев, лежащих на горячей проволочной подставке, но Лидия испуганно смотрит на них, трясет головой и убегает в свою комнату.
Ничего не помогает. Все бесполезно.
Я задумываюсь насчет любви Лидии к отцу. Если она знала, что он вытворял с Кирсти, как она может настолько его любить? Искренне? Может, она ничего не видела, и Кирсти ей просто рассказала? Или развратных действий как таковых не было? Или вообще ничего не было, и я поторопилась с выводами? Минуту во мне бушуют сомнения, сбивая с толку, у меня подкашиваются ноги. Что, если я ошиблась? Была настолько ослеплена яростью и страданием и пала жертвой клише: педофилия, современная охота на ведьм?
Нет. У меня есть слова Лидии, есть доказательства из моей собственной памяти и еще – научное обоснование от Сэмуэлса.
Похоже, я не могу признаться себе, что десять лет я жила – и любила – человека, который оказался способен приставать к собственной дочери. И кто я после этого?
Я иду на улицу, вытряхиваю пряничных человечков в компостную кучу и смотрю поверх зловонной грязи в сторону Орнсея.
Пусто.
Спустя час начинается отлив. Мы с Лидией переходим через грязевые поля, под нашими резиновыми сапогами хрустят мертвые крабы. Мы забираем лодку от пирса возле «Селки», плывем домой. Вечером мы читаем книги. Когда Лидия засыпает, я глажу ее школьную форму, возле меня стоит бутылка вина. Я открыла в доме половину окон, невзирая на холод.
Потому что мне нужен морозный воздух, чтобы сохранить ясность рассудка. Правильно ли я делаю, посылая ее обратно в «Кайлердейл»?
Когда мы еще общались, Энгус почти убедил меня, что ей не нужно туда возвращаться. Но школьная секретарша твердила, что все изменится к лучшему. Кроме того, я уверена, что пока мы не найдем новый дом, домашнее обучение сделает Лидию еще более одинокой – она ведь не будет покидать остров.
Я дам «Кайлердейлу» последний шанс. Но я волнуюсь. Я слушаю, как волны набегают на гальку. Вдох-выдох. Шум моря похож на дыхание ребенка с высокой температурой.
Наконец я заползаю в кровать и сплю без всяких сновидений.
Утреннее небо – серое, как гусь. Ворча, я одеваю Лидию в форму, хотя все, чего хочет Лидия, – это сидеть дома и спрашивать меня, где папа.
– Он скоро придет.
– Точно, мама?
Я натягиваю на нее джемпер через голову и вру:
– Да, дорогая.
– Мам, я не хочу в школу.
– Ну, дорогая…
– Эмили меня ненавидит. И все остальные тоже. Она думает, что со мной что-то не так.
– Нет, милая. Она просто дурочка. Давай-ка наденем ботинки. Сегодня ты можешь обуться сама. Ты целую неделю не была в школе, а теперь пора учиться. Все будет хорошо.
Сколько можно врать собственной дочери?
– Мама, они все меня ненавидят, – повторяет она. – Они думают, что Кирсти со мной, а раз она умерла, то я привидение.
– Хватит, дорогая. Не надо об этом думать. Мы сейчас отправимся в школу, там все уже забыли.
Но когда мы вылезаем из лодки, садимся в машину и проезжаем пару миль по извилистой дороге на побережье в сторону «Кайлердейла», становится ясно, что никто ничего не забыл. Я вижу это по очень смущенному взгляду секретарши, которая как раз выбирается из своей «Мазды».
Мы с Лидией поднимаемся по ступеням и идем по коридору с жизнерадостными фотографиями детей на летних экскурсиях и двухъязычным списком: «Правила нашей игровой площадки» – «Riaghailtean Raon-Cluiche». Мои самые худшие опасения подтверждаются. Мы создаем вокруг себя зловещую, напряженную атмосферу.
– Я не хочу туда, мама, – умоляет меня Лидия и прижимается лицом к моему животу.
– Ерунда. Не волнуйся, милая.
Мимо нас проталкиваются другие дети.
– Смотри, они спешат в класс, и тебе нужно поторопиться.
– Они не хотят, чтобы я там была.
И она абсолютно права. Как у меня только язык поворачивается лицемерить? Враждебность кажется чем-то осязаемым. Если раньше дети в основном не обращали на нее внимания, то сейчас они выглядят испуганными. Пока я веду Лидию в класс, какой-то мальчик показывает на нее и что-то шепчет, две белобрысые девочки пятятся от нее назад. Сегодня в «Кайлердейле» ей придется выживать без меня.
Я прикрываю глаза, чтобы утихомирить эмоции, и направляюсь к машине. Я стараюсь не думать о Лидии, которая совсем одна в школе «Кайлердейл». Если этот день окажется для нее очередной пыткой, я заберу ее, и мы покончим с этим. Но пока я хочу попытаться – еще раз.
Мне нужно ехать в Бродфорд – поработать и подумать о будущем. Я гоню машину – быстро, жестко, вписываясь в обледеневшие повороты, как местная жительница, а не как пришлые туристы.
Я акклиматизировалась, причем лучше некуда.
– Капучино, пожалуйста.
Начинается моя обычная рутина – кафе, двойной капучино, отличный Интернет. Напротив, по диагонали, расположен «Ко-оп», мой столик у окна, за ним – парикмахерская «Скиззорз» и рыболовный магазин «Хиллъярд», где продаются непромокаемая одежда, гарпунные ружья, наживка ведрами и ловушки для лобстеров. Их покупают наркоторговцы, по крайней мере, так говорят. Я видела в проливе их лодки, они проверяли ловушки для лобстеров, в которых якобы хранились героин и кокаин. Я сперва не верила слухам, но потом заметила рыбаков на «БМВ» в Уиге и в Форт-Уильяме и резко сменила свое мнение.